хваляет* Трюгея, тот отвечает: «Во время жатвы урожая вы еще больше узнаете, кто я». Хор дает реплику: «Уже и теперь явен ты: ибо рожден спасителем всех людей». «Это ты скажешь», прибавляет Трюгей, «когда выпьешь большую чарку молодого вина». 24)¹ Здесь старая культовая форма наполнена новым, бытовым содержанием; но мифологический привкус здесь тем сильней, что во всем пассаже Аристофан пародирует именно гимн к спасителю, к сотеру «священного города», 25)² и пародия проходит через архаическую лексику хора, через высокопарность реплик между хором и Трюгеем, поданную в приемах снижения и сатиры. В свадебной колядке, которая поется Трюгею на поле, дан параллелизм таких пожеланий: богатства, Плутоса; хорошего хлебного урожая; обильного вина, смокв; и деторождений. 26)³ Все эти свойства имеются у Трюгея, как спасителя человеческого рода; 27)⁴ его невеста — смоква и виноград, мать, с Плутосом на руках, одна из Гор, цветущая богиня плодов. 28)⁵ Аграрная значимость Эйрены подчеркивает в ней и эротическую сторону. Хор земледельцев, обращаясь к ней с молитвой, называет ее «владычицей хоров, владычицей браков». 29)⁶ Но еще любопытней, что эти земледельцы называют себя ее любовниками: они просят, чтоб она не вела себя, как распутная женщина и не делала с ними того, что делает обычно в таких случаях та. 30)⁷ Отрицательное сравнение, псевдо-аллегоризм — это черты аритофановского переосмысления; за ними лежат представления, искони связанные с богиней производительности, материю и блудницей одновременно. В греческом языке возлияние и мирный договор обозначались одним и тем же термином женского рода; в аристофановских «Всадниках» мирный договор — вино изображается в виде гетер. 31)⁸ У Аристофана Опора и Феория являются женщинами легкого поведения; 32)⁹ да и в быту Опора была именем греческих куртизанок33)¹⁰.

Что* до Феории, то она, как можно судить по Гезихию, Поллуксу и надписям, принадлежала к разряду божеств, связанных с едой и пиром; в надписях ее имя отождествлялось с названиями общественной еды. 34)¹ Это двойник Эйрены и Опоры; у Аристофана Эйрена тоже связана с едой маслин, чернослива, изюма, варенья, с питьем виноградного сока 35)².
5.
Мир является героем и антиподом Войны еще и в другой земледельческой комедии Аристофана, в «Ахарнянах». Сюжет здесь более «разнообразен». Земледелец, соответствующий Трюгею, поборник мира, по имени Справедливоград (Дикеополь), заключает сепаратный мир между Спартой и самим собой, что дает ему все преимущества перед воюющими согражданами, и заканчивается его полным торжеством. Этот «политический» сюжет оформлен, однако, мифологически, в полном соответствии к «Эйрене». Вся история сепаратного мира разыгрывается здесь во время деревенских Дионисий, и коллизия сразу же совпадает с тем, что Справедливограду не дают его воинственные односельчане справить обряд в честь Диониса Фалеса. «Трюгедическая» традиция занимает место в аристофановских комедиях по наследству: древнейшая комедия была именно трюгедией (драмой, связанной с жатвенными праздниками и, в частности, с виноделием) и трюгедией называлась. Божество вина и плодородия, в формуле Диониса, было здесь протагонистом; Трюгей, жнец и виноградарь, это одна из его древнейших форм и, быть может, наиболее откровенных этого бога плодородия и вина, умирания и воскресения, Диониса; начало — праздник божества Фалла, конец — праздник пьянства с агонами вина. здесь, таким образом, не нужно реконструировать

мифа* — он дан в обрыве воочию. Но в сюжете «Ахарнян» использована более поздняя стадиальная версия земледельческо-эсхатологического мифа, чем в «Эйрене»: женские божества здесь мужские, и вместо Гор, вместо Эйрены и Опоры с Феорией, здесь единичный мужской бог, Дионис Фалес; соответственно с этим, картина жатвы и священного брака здесь заменена сельскими Дионисиями и чествованием Дионисова фалла. 36)¹ «Ахарняне», как и «Мир», переполнены выпадами против войны и агитацией за мир; но и эти нападки, и мирная пропаганда скомпанованы в категориях земледельческо-эсхатологического мифа. Так, и в «Ахарнянах» подчеркнут параллелизм мира и войны; и если война, Полемос «Эйрены», олицетворяется в полководце Ламахе, то мир — в мужском образе Справедливограда. С одной стороны, со стороны Ламаха — приготовления к войне, военные снаряжения, военные термины; вокруг него группируются люди, желающие воевать со Спартой. С другой стороны, Справедливоград, стремящийся к миру; приготовления и у него, но — к сельским Дионисиям, к празднику вина, Хоям, к пиру с обильной едой и женщинами. Жатвенная характеристика Мира здесь заменена другой, в которой особенно выдвинуты черты еды, вина и эротического плодородия. Самый мир здесь метафорически представлен в виде вина; так, герою приносит три пробы вина, которые изображают три сорта мира. 37)² Наконец, Справедливоград одерживает явную победу над глупыми согражданами; теперь его начинают возносить за ум и правильный образ действий, завидуют, что он один благоденствует и не втянут в войну, приходят к нему с запоздавшим союзом и просят его покровительства. Справедливоград владыка мира; за этим миром тщетно приходит к нему земледелец, за миром обращаются к нему перед браком жених и невеста; он один имеет съестные припасы, к нему приходят, его моля; мир — в его ругах, и он может его дать, кому пожелает; в его власти еда; перед бра

ком* невеста молит его охранять производительную силу ее будущего мужа. 38)¹ Никому ничего не дает это очеловеченное божество мира и плодородия, но невесте оно не отказывает, и просьбу ее удовлетворяет... В Справедливограде — комический аспект того справедливого царя, который олицетворяет собой эсхатологический образ года, как мира. Этот мир — рай, сплошное плодородие, часть эсхатологического круговорота; война — его антитезиса. Справедливоград — двойник Трюгея, вобравший в себя функции Эйрены и Опоры. Вот почему происходят целые диалогические состязания между Справедливоградом и Ламахом: это борьба Мира и Войны, двух, некогда, божеств. Военная терминология, военные образы, в которых подан Ламах, заменены у Справедливограда земледельческими; один говорит на языке военных приготовлений, другой — пиршественных. Наконец, они оба отправляются: на битву — Ламах, на пир — Справедливоград. И вот они возвращаются, чтоб закончить пьесу: Ламах — раненый и тяжко стонущий, Справедливоград — пьяный и до отвалу сытый, с публичными женщинами. Этот параллелизм есть и в «Эйрене». К Трюгею, владыке мира, приходит ряд людей, работающих на войну, с горькой жалобой на прекращение прибылей. Здесь же сын Ламаха, воспевающий сражения. Но Трюгей, взамен помощи, прогоняет их. Параллельно всем этим персонажам войны, Трюгей заводит пир, говорит о предстоящих блюдах, применяя к ним военные выражения (как и Справедливоград), и празднует свадьбу. Хор, в заключительной колядке, призывающей плодородие, противопоставляет урожаю и богатству «сверкающее железо». 39)² Но еще и раньше Трюгей созывает весь народ на полевую работу — взамен сражения — и велит заменить мечи, копья и дротики земледельческими орудиями; когда его приказание исполнено, он восхищается вооружением из серпов и молотов, сияющих на солнце. 40)³

Пир* — аттрибут Эйрены. В форме тишины, она, по словам Пиндара, «любит пир; юноцветущая победоносность возрастает с нежной песней; голос становится смелым за кратером. Пусть кто-нибудь нальет его, сладкого пророка пиршества, в серебряные чаши и раздаст насильно — действующего сына лозы». 41)¹ Антитеза войны-пира дана и в пэане Вакхилида. 42)² Здесь Празднество еще не отделено от Эйрены в виде самостоятельной Феории, а цветы получают отвлеченный смысл и обращаются в цветы песен. Картина празднества заканчивается здесь так: «В скованных железом ручках щитов находится ткань черных пауков; снабженные острием копья и обоюдоострые мечи укрощает ржавчина; больше нет грохота медных труб...» и т.д., и непосредственно за этим: «улицы отягчены приятными пирами, разгораются детские гимны». 43)³ В сколии Гибрия поется: «Им (мечом) я пашу, им жну, им выжимаю приятное вино из винограда». 44)⁴ И Тибулл противопоставляет военному оружию кирку и сошник, процветающие во время мира. 45)⁵ Антитеза земледельческих и военных орудий дана Вергилием. 46)⁶ Тот-же параллелизм войны-меча и мира-мотыки-кирки-плуга дан у Овидия. 47)⁷ Так получается метафора *’оружие мира’. 48)⁸ Но сюда же идет и угроза Войны истолочь в ступе все греческие города: и это ранне-земледельческий, наивно — «военный» образ, так как ступка была до мельницы примитивным орудием молотьбы. 49)⁹ Вообще, Война противополагается Миру в тех же образах, что и Плутос-Бедность в греческом колядовом фольклоре: в дом к Справедливограду, миротворцу, «всякое добро само собой идет», 50) ¹⁰и потому у него дом — полная чаша, а Полемоса принимать в свой дом не следует, потому что он груб, и всем, у кого есть в доме добро, творит всякое лихо, переворачивает все в обратную сторону, предает огню жилье

и* насильственно выливает вино из винограда. 51)¹ Но здесь начинается уже эсхатология: это в Апокалипсисе Иоанна жатва винограда есть смерть, и она увязана с образом огня. 52)²
6.
Однако, так ли уж совсем в «Ахарнянах» не сохранилось следа женской роли Мира? В «Эйрене» хор поселян просит Эйрену быть его верной любовницей, а Трюгей женится на одной из Гор, Опоре. В «Ахарнянах» хор земледельцев тоже обращается к миру, к мирному договору, которой по гречески женского рода. Об этой женщине хор говорит, что она вскормлена вместе с Афродитой и Харитами, — прямое родство Горам: — и ей, как любовнице, предлагает любовный союз; по словам хора, если она ему отдастся, он взростит новые грядки винограда, смокв и маслин. 53)³ Итак, любовный союз мира и земледельцев даст новый урожай растительности. Вот эта-то земледельческая семантика мира, как метафоры плодородия, создает сюжет и третьей «комедии мира» Аристофана, «Лисистраты». В этом третьем варианте заостряется лишь один из двух основных аспектов мира, как плодородия — эротический, и потому-то комедии выходит у Аристофана такой скабрезной. Война —это воздержание, мир — производительный акт: вот две метафоры, развернутые в сюжет. И потому в комедии Аристофана дается картина бунта женщин, которые отказываются от сожительства с мужьями до тех пор, пока те не заключат мира с соседними государствами. Главные действующие лица здесь женщины; их обсценное поведение в пользу мира трактуется, как спасение Эллады, — и в этих местах Аристофан, конечно, пародирует священные сказания. Интересно еще одна метафора в этой комедии: женщины клянутся над сосудом с вином, что они не сойдутся со своими мужьями до тех пор, пока те не заключат мира, — в противном случае вино обратится в воду. 54)⁴ Здесь вино метафора мира, неразрывно увязанная и с мета

форой* производительности (оставляя в стороны воду и сосуд, килик). В системе земледельческих метафор, на которых покоится весь данный сюжет, аграрные и эротические мотивы, сравнения, эпитеты и уподобления идут, конечно, в полной параллели. 55)¹

1933г.
ОФрейденберг

Примечания* к «Эйрене» Аристофана.
1. О пещере, как вселенной, Pherekyd. В 6 D*, Пифагор и Платон у Порфирия, D.a.n* . 7–8. Крон имел пещеру в океане, где прятал своих детей (пещера=чрево); так и Деметра кормила Кору в пещере среди нимф, ib. 8. Пещеры были древнейшими прообразами храмов; мрак, камень, вода пещер означала космос, ib. 20; 9. В библейском фольклоре злой дух, Асмодей, закрывает камнем источник боды и запечатывает его. По Библии, камнем покрыт колодец, и отвалить его стоит огромного труда; в рассказе о женитьбе Якова отваливание камня стоит в связи с появлением Рахили и женитьбой на ней Якова. И.Г. Франк-Каменецкий трактует оба эпизода, как метафору любовного соединения — питья воды (Сб. Трист. и Ис. 1932, 82, 84–84* ). Судя по Эйрене, Рахиль сперва появляется из колодца, камень которого только что отвалил Яков; повидимому, он освобождал богиню плодородия и женился на ней. — В реалистической обработке этот миф применён к Хариклее, которую отводят в пещеру, закрываемую камнем (Heliod. Aethiop. I 28).
2. Hes. Erga 225 ss. В переводе Вересаева.
Там же, где суд справедливый находят и житель туземный,
И чужестранец, где правды никто никогда не преступит,
Там государство цветет, и в нем процветают народы.
Мир, воспитанью способствуя юношей, царствуя в крае,
Войн им свирепых не шлет некогда Громовержец-владыка.
И некогда правосудных людей ни несчастье, ни голод
Не посещают. В пирах потребляют они, что добудут.
Пищу обильную почва приносит им; горные дубы
Жолуди с веток дают и пчелиные соты из дупел.
Еле их овцы бредут, отягченные шерстью густою,