Эти описания I лица, как античные описания III лица в эпосе, в европейской лирике сделаются лирическими отступлениями. У европейского лирика, создающего лирическую поэму, насквозь личную, говорящую о самом поэте, есть еще желание остановиться на себе самом, на себе лично, и он отступает от сюжета, чтоб дать авто-экскурс. Все формальные методы эпического письма переходят и в лирику, но изменяют свое назначение. Можно показать, как все элементы эпоса остаются в лирике теми же самыми, но как меняется их значимость. Это не новые содержания в старых формах. Я говорю о новом смысловом значении даже самих форм, которые и не бывают ни старыми, ни, тем более, неподвижными (взаимодействие старых, окаменелых форм с новым, вечно подвижным содержанием – концепция А.Н. Веселовского).
Форм и содержаний, как устойчивых величин, и нет; одно неизменно переходит в другое. Все 

жанры первично – одно и то же, но все это одно и то же вечно становится другим и новым. Греческая лирика важна тем, что показывает на собственном примере, как она еще в значительной степени близка эпосу, и это потому, что ее создает то реалистическое мировосприятие, которое врывается новой стихией в эпос.
Не материал, не «формы» определяют перемену жанра, а только концепция материала и форм. Описание в эпосе и в лирике носит различный характер, изображающий путь раннего греческого реализма. Сперва, в сравнениях и экфразе, еще видна борьба двух мировоззрений, и реалистическое побеждает; но оно еще носит частичный и бытовистический характер. В эпосе связь явлений и отношения людей еще в значительной степени мифичны. Эпический реализм идет не от натуры, а от

вещи, уже отрешенной от природы-тотема. Однако, щит Ахилла на самом деле не существует; его изображение – фикция, и она-то именно представляется реалистической. Таков же несуществующий предмет сравниванья в сравнениях. А то, что эпос считает действительностью, воспринимается мифологически. Эпический реализм в том, что лежит вне сюжета; он допускается еще только там, где фикция; для него реальность фантастична, а фантастика реальна.
В лирике реализм, как мировосприятие, полностью побеждает мифотворчество. Пусть он еще элементарен, пусть в нем еще много тем и связей с мифом и культом; но в нем впервые появляется, – не частично, а полностью, – реальная причинность, чувство реального времени. Внимание обращается с внешней природы на внешние предметы, с вещи на человека, на внешние проявления чувств; но еще остается любовь к предметному миру, к овеществленной видимости.

Описание – дитя раннего реалистического сознания. Оно предшествует повествованию, которое рождается из него значительно позднее. Сначала у него вполне самостоятельная функция и оно заменяет, замещает собою рассказ. Позже оно кусками входит в каждое античное произведение, превышая своими размерами и значением всякое европейское описание. В античной литературе оно так и не ассимилируется с сюжетом, в большинстве случаев доминируя над ним или неожиданно его разрывая. Так, например, в одной из самых патетических сцен «Прометея скованного» Эсхила вдруг врывается долгое и для нас утомительное описание будущих скитаний Ио.