Целевая установка коллективной работы над сюжетом Тристана и Исольды   —   Лист 9

эгейского мира и Переднего Востока. Целый ряд черт в нашем сюжете показывает до-антропоморфный характер таких образов. Так, золотой волос, падающий из клюва птиц, семантически увязывает металл, resp. ‛золото’, с ‛птицей‛, дериватом ‛неба‛ и вариантом ‛солнца‛; золотые волосы Исольды архаичнее самой Исольды. Далее, роль воды, тоже еще до роли Исольды; сосна и ручей, как олицетворения космических сил, становятся местом свидания тех, кто сменил в виде персонажа эти космические силы. Вода, которая смелее Тристана, уже прямо дается в виде живого производящего начала. В свете этой семантики кораблекрушение Тристана или скитания Тристана по морю на одиноком корабле, или любовное соединение Тристана и Исольды на корабле имеют параллели в многочисленных мифах о плавании солнца, о солнечном корабле или бочке, или сосуде, вообще, о связи воды и солнца, вариантно выраженной в мотиве поединка или любви. Исольда, умеющая исцелять, и волшебный напиток – это два одинаковых мотива. Если Исольда, первоначально, околдовывала Тристана и держала его у себя насильно, как Одиссея Каллипсо, то этим она повторяла Иштарь и богинь смерти-преисподней. Но это не мешает тому, что Тристан добывает Исольду, как он добывает и вторую Исольду, как он добывает собаку в Галлии. Для этого он бьется с драконом, с великаном или с прокаженными – словом, с чудовищем, со смертью. Таким образом, либо перед нами мотив борьбы со смертью в метафоре ‛помолвки‛, либо в метафоре ‛любви‛ (resp. Исольда не отпускает Тристана), либо в метафоре ‛битвы‛ и ‛поединка‛. Тристан-солнце, схватывается с чудовищем, или с Исольдой, которая есть то ‛вода‛, то ‛преисподняя‛. Мотив, в котором злой безобразный сенешаль выдает себя за победителя дракона и претендуете на руку Исольды, тоже является эпическим мотивом все того же цикла. В лице этого сенешаля мы имеем тип так наз. самозванного претендента; это лицо, врывающееся в ход действия и всегда мешающее, которое портит начатое дело, чванится и приписывает себе то, что принадлежит не ему, а божеству, желает получить то, чего не заслужило. Конец такого персонажа печален: его изобличают, бьют, ослепляют, убивают и т. д. К числу таких дублеров-антагонистов относятся все псевдо-победители эпоса и мифа, которые ложно приписывают себе победу над чудовищем, одержанную только что не ими, а героем. Обычно, это явные репрезентанты смерти, «черные» – мавр, негр, или вообще безобразный злодей, который является, однако, тем же самым солнечным божеством в его втором аспекте¹. Для Исольды дублером