Евангелие   —   Лист 3

такой* красавицы. Вопреки христианским заветам, Фекла принимает от царицы Трифэны все ее богатство; дальше, в полном противоречии с христианским целомудрием она приходит к Павлу в сопровождении толпы в легкомысленном костюме мужчины, и Павел, говорится в апокрифе, «изумился, полагая, не какое ли другое искушение теперь у нее». Другими словами, Павел заподозрил Феклу в «легком поведении»: это указывает на то, что переодеванье в мужское платье было неприлично для девушки, и это Фекла без всякой на то нужды явилась к Павлу в виде блудницы. Вместе с тем она всюду упорно называет себя «рабой божьей»; уже когда правитель отпускает ее на свободу и называет в своем декрете «рабой божьей Феклой», мы видим, что «раба божья» – это какое-то официальное обозначение Феклы, в роде социального или должностного. Еще больше эта официальность подчеркивается во время насилия Александра: Фекла, защищаясь, кричит ему: «Не насилуй чужестранку, не насилуй рабу божью». Вряд ли христианка стала бы кричать самому правителю Сирии – «пощади меня, потому что я христианка». Очевидно, когда Фекла напоминает, что она чужестранка, она этим взывает к чувству законности; в древности всякий чужеземец считался как бы священным, а потому и неприкосновенным. И «раба божья» тоже, надо, полагать, звучало для язычников как что-то священное, и отнюдь не по связи с христианством.
Зато приходится задуматься над самой девственностью Феклы и над тем упорством, над той боязнью, с какими она охраняет эту девственность. Ни из быта, ни из литературы мы никак не можем заключить, чтоб в раннем христианстве существовали девы и проповедь девства. Мы знаем только об обетах целомудрия и воздержания в браке, знаем и то, что девами назывались воздержанные женщины, а девством – состояний такого воздержания. Фекла – единственный пример литературной девы; если б не ряд древних черт в апокрифе и если б не свидетельство об его существовании уже во II веке, мы должны были бы по этой примете девства отнести Феклу к более позднему временя, когда уже появились такие понятия, как аскетизм, монашество, святость, девство и т. д.
Теперь сопоставим три черты Феклы: то, что она красавица, то, что она упорно отстаивает свое девство (а рядом, тут же, носит черты распутницы) и то, что она обозначается, как «раба божья». И вот перед нами очень верная основная характеристика языческой гиеродулы. Гиеродула – значит по гречески «священная раба», «раба божья», та жрица божества, которая считается принадлежащей божеству и неприкосновенной. Эти гиеродулы служили божеству своей красотой, своим телом; они либо соблюдали священное целомудрие и считались невестами (верней женами) божества, либо, наоборот, служили ему именно священной проституцией. Все эти черты полностью сохранились у Феклы.
Но прежде чем указать, кем эта Фекла была раньше и как потом стала святой и первомученицей, нужно новыми глазами посмотреть на самые Деяния. Но какие же это, в самом деле, «Деяния»? Это просто-напросто типичнейший греческий эротический роман. И вот его построение. Красавица с первого взгляда привязывается к герою и бежит из родительского дома. Их ищут, находят, обвиняют, судят, разлучают, хотят казнить. Но все смерти Феклы, – «мнимые смерти», и она странствует в поисках Павла; потом находит его и путешествует с ним; правитель в нее влюбляется и хочет изнасиловать, но она отказывает ему и за то снова начинается разлука, суд и снова «мнимые смерти»; в самый главный момент за нее заступается влиятельная дама и делает ее своей дочерью; тогда Фекла опять спешит к Павлу, опять ищет и находит его; конец на родине, где долгая благополучная жизнь все заканчивает. Как и Фекла, все героини греческого романа – «рабы божьи», жрицы и гиеродулы, и непременно на них нападают правители с грубой любовью, а те отбиваются и сейчас же напоминают, что они жрицы и служительницы божества, «рады божьи».
Но дело вовсе не в том, что общая схема и композиция Деяний принадлежит греческому роману, а в том, что христианская начинка Деяний – мученичества и