сюжета. * Одна из этих структур – подвиги и безбольное прохождение сквозь смерть. Другая – страдания (в виде страды, страстей и страсти), обреченность смерти и неожиданное воскресение. Обе они в равной мере оформляют и направляют позднейшую религиозную мысль язычников, христиан и евреев. Они создают жанр духовных подвигов и деяний с одной стороны, и жанр страстей или мученичеств – с другой. Органическое сожительство этих двух жанров в нашем апокрифе или в греческом романе вполне закономерно и вызывается общностью идеологической основы. Точно так же закономерна слитность языческого эротического жанра с христианскими жанрами деяний и страстей.
Обратимся теперь к вопросу о том, каким образом евангелия оказались разновидностью греческого романа.
В определенные дни в тех именно странах и городах, где живут и действуют наши герои из романа или из евангелий (Египет, Малая Азия, Вавилон, Сиро-Финикия), устраивались праздники «страстей». Эти обряды или страсти разыгрывались всегда по одному определенному шаблону: умирало невинное божество, преимущественно бог-сын; затем его оплакивали, и скорбящая мать искала его для погребения; и далее оно воскресало так же неожиданно, как умирало. В сущности эти страсти воспроизводили жизнь божества в одном определенном периоде от его умирания до воскресения. Таких «последних дней» божества у Адониса было два (или один), у Аттиса три-четыре, у Озириса от четырех до восемнадцати. В Абидосе, при воспроизведении страстей Озириса, представлялась его борьба с врагами; на него нападали темные силы и убивали. Тогда по Озирисе поднимался плач, а его тело увозилось и погребалось. Но в конце концов враги оказываются униженными, а Озирис, при обряде ликования, воскресает. Эти страсти разыгрывались еще и иначе. Так, они начинались выносом Изиды, изображенной в виде коровы. Далее, народ шел к морю, а жрецы несли ковчег с золотым ларцом. В этот ларец они наливали свежую воду, и тогда народ ликовал и кричал, что Озирис найден. После этого брали поросшую землю и увлажняли водой, смешивали с ладаном и пряностями и из смеси делали изображение, похожее на луну, которое одевали и украшали. Это представление происходило в праздник борозды и посева; изображение из земли и зерен означало бога, а окропление водой или погружение в воду – выход нового злака, воскресения божества. В других местах брали ячмень и зарывали в саду бога, в цветочном горшке, а затем поливали водой; проросший новый ячмень был воскресшим богом. Бога оплакивала, искала, погребала и оживляла Изида. В римское время культ Озириса уже был слит с культом их сына, Гора, и Изида искала среди рыданий уже не мужа, а сына. В иных местах мы видим только воспоминание об этих страстях, и люди раз в год предаются скорби и плачу в ночном таинстве, при котором изображение Озириса, на подобие площаницы, выносилась из того места, где стояло в течение всего года.
Страстям Адониса посвящалось семь дней. Изображалась вкратце вся жизнь Адониса, его соединение с Афродитой, ранняя и насильственная смерть, погребение, воскресение. Женщины своим телом, проституцией, служили в это время Афродите. Тут же находились горшки с садами Адониса. В эти горшки зарывали тело бога, зерно, и поливали водой, а потом оно прорастало в виде воскресшего Адониса, который так же быстро увядал. И в обрядах Адониса тоже было «водосвятие»; Афродита тоже рыдала над телом любовника, умащала его и погребала, и вся природа откликалась на эту смерть. Наконец, уже после погребения, Адонис внезапно воскресал и возносился на небо, а народ громко ликовал.
Такие же обряды существовали в культе вавилонского Таммуза, сына возлюбленного Иштар; он умирал, женщины его оплакивали, а потом, при ликовании, он воскресал.
Страсти малоазийского Аттиса особенно были популярны в римское время. Тело бога вешалось на ствол священного дерева, которое олицетворяло великую мать, Кибелу. Затем наступали дни исступленного состояния – дикая пляска, музыка и нанесение себе ран и порезов. В эти же дни совершалось и массовое
Комментарии: