заклать
* его жертвенным мечом на алтаре; ребенок оказывается мехом с вином, но это не спасает Мнесилоха, а увеличивает поводы к его гибели. Если припомнить тех «тесмофориазус», которые набрасываются на Батта с мечами в жертвенной крови, то сцена у Аристована получит вновь свой культовый смысл, и параллелизм ‛ребенка’-‛вина’ и ‛крови’-‛вина’ приведет нас к литургическим таинствам и обрядовым евхаристиям. Вкушение крови в виде вина и заклание младенца в виде еды и питья, которое мы застаем в обрядах Аттиса и, позднее, в пасхальных празднествах, дает реплику и у Аристофана. Здесь не тесмофориазусы закалают
* жертву, не мать разрывает своего ребенка, но закалает ребенка на празднике Тесмофорий Мнесилох, сам эквивалент Батта и Пенфея. И едва он хочет на алтаре сжечь младенца, как сожжение на Тесмофориях ждет уже и его (725 сл.). Но не хотел-ли и Фалес поджечь Баттара?..
V
В русском фольклоре есть сказка о Микуле-шуте. Этот шут надувает попа, а затем переодевается по-женски и пашет. Поп принимает его за его сестру Микулишну и берет «ее» в работницы. Микула живет в услужении у попа, и скоро все три поповны становятся беременны. Микулу ведут в баню и там распознают его пол; хитрый поп отдает его замуж. В брачную ночь Микула грабит жениха и подсовывает вместо себя козу, которую жених принимает за обернувшуюся невесту, и забивает ее до смерти. У Микулы еще много всяких проделок, и тщетно бабы хотят загубить его: топят — вместо него попадается впросак другой, привязывают к дереву — он выдает это за свою женитьбу, и убивают бабы другого, хоронят, а Микула ложится в гроб и оттуда прожигает зады баб, которые над гробом расправляются с природой. Кончается сказка неожиданно: бабы зовут Микулу к себе, чтоб он дал им потомство.1 Сказка, из ложного стыда, не приведена собирателем полностью; кроме того, она уже не могла быть понята и сказителем. Несомненно, что бабы садятся на гроб совсем с другой целью, и Микула делает с ними не то, что рассказывается сказка: иначе его не стали бы зазывать как оплодотворителя. Шут Микула, пашущий на поле в женском и оплодотворяющий в женском поповен, умирающий и воскресающий, явно фаллическое начало: он ‛сеет’ в двух значениях, этот оплодотворитель всей деревни, этот Фалес и Батт русской сказки.
