ни
*, переодевались в царское платье, пользовались царским гаремом и царской властью, а затем раздевались обратно, бичевались и вешались или изгонялись
1. В их насмешливом триумфе, в их победоносном шествии по городу, под эскортом высшей власти и всего населения, перед нами пародия на въезд царей-победителей, на священную особу царя, направленная против его царской сущности; как в пародиях-помпах средневековья она относилась к сущности духовной божества и его служителей.
6.
Обыкновенно, на древнюю аттическую комедию принято смотреть, как на политическую, и в произведениях Аристофана видеть сатиру на власть и на античный модернизм. Но меня бесконечно изумляет в Аристофане именно его безбожие и общественное его такое же “без”, которое открыто издевается над всеми формами быта и власти. Если мы возьмем его отношение к Зевсу, к Дионису, к Посейдону, к Гермесу, — мы не сможем понять его, объясняя одним античным либерализмом мысли и смелостью комика. Необходимо обратить внимание на то, что Аристофан оставляет неприкосновенной величественную форму, присущую богам, и только лишает ее содержания. Возьмите в “Птицах” предание о царстве птиц, отлитое в торжественную форму и дающее ничтожный сюжет (688 слл.): перед нами пародия на теогонию, которая,