т.е. чистого в конкретном смысле, целомудренного, девственного.1 Самый яркий пример – это греческий Маргит, типологический «дурак», герой поэмы, которая приписывалась Гомеру. Этот Маргит не знал женщин, не знал и того, как с женщиной соединиться, и, хотя был женат, продолжал оставаться девственным. Наконец, жена прибегает к хитрости и, путем обмана, заставляет его стать своим мужем.2 В этом сюжете все элементы нашего мифа: целомудрие мужчины, отсутствие связи с женщиной и активная роль не чужой уже, а собственной жены. Однако, этот вариант очень ценен для нас, так как он показывает, что герой мифа отказывается от соединения с женщиной вовсе не из-за отвращения к адюльтеру (ведь жена здесь своя!), а женщина настаивает не из соображений порока. Но, кроме негативных выводов, этот сюжет ценен и своей положительной стороной. Так, индусский вариант прямо сказал нам, что нарушение целомудрия было необходимо для всей страны, изнемогавшей от засухи, было необходимо обрядово, как средство магического воздействия на небо, остановившее падение дождя. Но еще древнее, за магической обрядностью, лежит семантика самого образа дождя, и мы видим, что этот дождь начинает изливаться в тот самый момент, как аскет становится мужем женщины. Здесь момент изливания дождя уподоблен процессу изливания семени, и это тождество образа,3 передаваемого двумя различными метафорами, вызывает самую возможность строить магический образ вызывания дождя при посредстве |
|
1 L. Schorder, 293.
2 Eust. ad Odyss., 1669, 47 sq.; Suid. s. v. Margites; Hes. s. v. Margeites; Dio Chr. Or., 67 § 4. Этот мотив из «Маргита» следовало бы сопоставить с мотивом из «Дафниса и Хлои» Лонга (Дафнис не умеет соединиться со своей возлюбленной Хлоей, и получает знание любви от замужней женщины, питающей к нему страсть). Действительно, этот мотив, казавшийся мне странным и только порнографическим, «в угоду публике», вполне проясняется от такого сопоставления и показывает, как на почве древнего мифа создавалась чиcто-реалистическая метафоричность (Этим указанием я обязана своей матери, А.О.Фрейденберг).
3 О тождестве небесной влаги, дождя и семени см. И.Г. Франк-Каменецкий, Вода и огонь в библейской поэзии, ЯС, 1924, 145. Там же выражение из Талмуда: «дождь есть супруг земли». О земле-супруге неба, оплодотворенной его дождем, у Августина: «Terram vero tamquam conjugem eandemque matrem...fecundis imbribus et seminibus fetet Juppiter» (Civ. D. IV, П). Этот же образ сохранен в античном суеверии: если женщина покажет обнаженный член граду, он прекратится (Geoponik. 1, 14, 1). Cp. «Jam primum abigi grandines turbinesque contra fulgura ipsa mense nudato; sic averti violentiam caeli, in navigando quidem tempestates etiam sine menstuis». См. Heckenbach, De nuditate sacro, 1911, 53. Любопытен фрагмент из затерянной трагедии Еврипида, где сказано: «Ты видишь бесконечное небо (эфир), которое обнимает землю во влажных объятиях: его зови Зевсом, считай богом».Cicer. De nat. deor., II, 65, Stob. Eclog., 1, 3, 2.
|
|
Комментарии:
| |
|
