Из до гомеровской семантики   —   Лист 5

Но почему эти собаки столовые? Дело в том, что на ранних стадиях первобытно-коммунистического общества еда воспринималась космогонически; такая ее семантика уже устойчива у охотников, когда разрывание и проглатывание тотема представляется как его уничтожение и обновление; известно, что еда представляла главный акт тотемических церемоний, во время которых общественный коллектив приобщался тотему и друг другу в нем. Отсюда, в земледельческой стадии, акт еды воспринимается в виде преодоления смерти и «живота вечного», бессмертия, воскресения. Еда богов – нектар, сома, амброзия – дает вечную жизнь и молодость; но рядом с нею стоит еда культовая, евхаристия, спасающая от смерти, а так же еда бытовая с тем же первичным значением. Итак, мировоззренчески, акт еды – это акт смерти и ее преодоления, реновации. В силу тождества, основного в системе доклассового мышления, при столе, воспринимаемом хтонически, находятся собаки – смерть. Так при царе несет загробную функцию раб, при ядущих парасит. Выше я говорила, что семантическае функции друга, раба и колака-парасита сливаются. Интересно, что параситы (а их культовая роль давно выяснена) уподоблялись собакам. Парасит, как и собака, находится, прежде всего, при столе, во время еды и называется «столовый», как и наши собаки. Он сидит не за столом, но на земле, под тем ложем, где возлежит царь; ест он не как человек, а по-собачьи; он ловит пищу, поднимая ее с земли, и часто, как собаку, его колотят палкой, нанося кровавые удары; он же, несмотря на боль, валяется перед хозяином¹. Поздней, когда парасита уже сажают за стол, он должен занять столько места, сколько нужно собаке для лежанья². Но за ним остается обычай «есть по-собачьи», и часто он ест с земли³. О парасите принято говорить, что он ‛лает’, ‛виляет хвостом’, ‛поджимает хвост’; его прозвище ‛машущая хвостом собака’⁴. Если параситов специально держали при столе и если ‛столовый’ было прозвищем и их и собак, то ясно, что они осмыслялись, как те же самые ‛столовые псы’. Именно в роли такого парасита оказывается евангельский Лазарь: он лежит на земле, нищий, и кормится (χορτασθῆναι – глагол, прилагаемый к скотине) падающими со стола крохами, – а собаки лижут его язвы и даже, по духовному стиху, подбирают для него крошки и кормят его⁵. Увязка понятна: это те же, что и Лазарь,