К семантике фольклорных собственных имен   —   Лист 1 (об.)

бенности там, где фигурирует еда или ее дериват, хлеб. Вот несколько примеров. Римский праздник глупости, прототип средневекового праздника дураков, т.н. stultorum feriae, был праздником просушки полбы1. Один из героев древнегреческой комедии впадает в глупость от бобовой каши2.
Поев этой же бобовой каши, герой древнегреческого мифа, Орест, исцеляется от сумасшествия3. Эта связь безумия, resp. шутовства, с бобовой кашей и с едой ее очень глубока: так, например, существуют и посейчас чрезвычайно древние праздники Бобовых королей, представляющие собой вариант Сатурналий; не говоря о том, что центральная роль двойника Сатурна принадлежит шуту, самые бобовые празднества сильно окрашены в шутовской колорит, с тем же шутом – царем, назначение которого – есть бобовый пирог.
II

Бытовые культы уводят нас к бытовому потреблению бобов, как основного питания. Хлеб, как известно, очень поздний производственный продукт. До того, как появилось месиво и мучное тесто, к размолотому зерну прибавлялась вода, и выходила либо каша, либо густая похлебка4. С точки зрения исторической стадиальности, мы сперва застаем, в собирательный период, питание травами и плодами деревьев, resp. желудями; в охотничий период это меню сопровождается мясными продуктами и, по-видимому, расширенным репертуаром продуктов плодово-древесных; в раннем земледелии стручковые плоды предшествуют злакам, и бобы (resp. горох и чечевица), сколько мы знаем, из них – древнейшие5. Выдающаяся роль стручков, как продуктов архаического питания, оставила и выдающийся след в культе, который всецело восходит к быту – в отношении реалий, к своеобразным формам мышления и мировоззрения – в отношении семантики. Бобовая каша, бобовая и ячменная похлебка, каша из гороха – это основные предметы и с хозяйственной точки зрения, и со стороны осмысления; ‛хлеб’ это ‛господь’, ‛бог’, причем такой ‛хлеб’ вырастает из производства,6 в нашем случае – из стручкового плода. Бобовые, ячменные и полбо-ячменные препараты мы видим в центре и античных жертвоприношений, и в виде древнейшей бытовой еды. Еда и

Комментарии:
1 Ovid. Fast. II, 513 sq., Plut. Q.R. 89.
2 Arist. Nub. 814, 918, 983 sq.
3 Софил у Athen. 158a.
4 Harrison, Prolegomena, 89.
5 Н.Я.Марр, Китайский язык и палеонтология речи. III. ’Дуб’ – ’хлеб’ и ’дерево’ ДАН. 1926, 109. Его же, Скифский язык, ПЭРЯТ, 396 сл. Wissowa, Relig. d. Röm., 21, 31. Для греков см. Plut.Q.G.6, Athen. 114 f, 383a; Рorphyr. D.A. II 6 и school. ad l. II 16, 10. Также Hehn, Kulturpfl. 8 изд., 407; L. Schröder, Das Bohnenverbot, WZKM, 1901, XV, 207–209. Pfund, De antiquissima ap. Italos fabae cultura ac religione, 1845, 18.
6 Н.Я.Марр, Яфетические зори на украинском хуторе, УЗИНВ, I, 65.