К семантике фольклорных собственных имен   —   Лист 5

В церковном мифе эта же дева Мария есть море, а в фольклоре Морена – вода, море и смерть¹. Если б имя Макрины могло показаться осмыслением ее водной стихии и власти над дождем, то варианты имени Маркита, Макарида и Макрида указывают, что мы имеем женские формы от ‛mar’ и ‛mak’, и что Макрина – Макрида является связующим звеном между Макаром и Маринами. Любопытно, что и Маремьяне прилагается эпитет вечерней зари, в отличие от Марии – Мареи, зари утренней; но Макарида – это полуночное светило², в соответствии с загробной природой Макара. Как рядом с Макко идет Акко и Акка, так рядом и здесь следуют Ариды, Мариды (sic) и Макариды, владычицы сна, помогающие от бессонницы³, другими словами, божества смерти. Вот к этому-то полистадиальному и поливариантному божеству дерева, светящего неба, смерти и воды прикреплены песни о тонущей девице; обряд, как мы знаем, производил это утопание действенно. Итак, как вода, она потопляется; как светоч, сожигается; как дерево, вешается. В ней, следовательно,еще живет семантический пучок ‛неба – воды – преисподней’ со всеми его дериватами, с прибавлением ‛женщины’, ‛земли’, ‛плодородия’, но этот пучок стадиально развертывается в космическое олицетворение собирательного периода, в тотемное, разрываемое божество периода охотничьего, в земледельческую богиню первенствующего значения, с выделенным преобладанием такой черты, как ‛материнство’
V
Партнер Марии – божество мужское, знаменитый Купало, такой же полистадиальный и многоименный, как и она. Их семантические судьбы одинаковы: их обоих венчают, их хоронят вместе, их гонят, бьют, топят, сжигают. Они оба переживают страсти, проходя мученичество в огне, в воде, на дереве, в обрядах разрываний на части. В быту они чучела и куклы, в религии они боги, в драме они объект разрываемой на части еды тотемного животного-хлеба, в литургии они раздробляемый жертвенный агнец, в мифе и сюжете – будущие герои греческого романа, мученических житий и романа приключений; в реалии они дерево, вода и огонь. В их лице изгоняется зима-смерть, и они дают ответ за свою подземную семантику; но их оживание означает новую весну и новое рождение животных, растений, людей. Когда их убивают, – а до этого еще иногда преследуют, судят, вырывают из рук толпы, – община плачет;