тело нардом и отирающая своими волосами, с сестрой своей Марфой, тоже любимой Иисусом. Есть в евангелии еще и другие Марии, в той или иной степени увязанные с мифом об Иисусе; важно, что все они – Марии. Евангелие не могло, конечно, дать образ Марии, возлюбленной или жены Иисуса – это не подходило к его тенденциям. Но мы знаем из апокрифической литературы и из христианской мифологии, что мать Иисуса не соответствовала той фигуре, какой она являлась в канонических евангелиях; мы знаем, что блудница Мария имеет теснейшее отношение к Иисусу, и что даже в каноне является свидетельницей – она, а не мать, – его воскресения из гроба, т.е. выполняет ту функцию, которая в смежных мифологемах Вавилона и Египта у жен и возлюбленных воскресающего божества. Мария остается блудницей и в фольклоре и в агиографии; иногда это святая, иногда Магдалина (ср. mag-dal-ia по-греч.‛тесто’), но в нескольких случаях и сама богородица. Так, в ряде средневековых легенд она то является подругой Афродиты, то заменяет монахиню-блудницу, одевая ее одежды и выполняя ее работу¹. Параллельно Мария-дерево обратилась в «деревянную Марию», куклу из дерева, которая имела значение блудницы; эта деревянная Мария, одна из реплик культовых Марий и Марен, была разновидностью марионеток². Название кукол марионетками далеко не увязывается с Марион, как именем девы Марии; это, скорее всего, вариант международных богинь типа Марены, английской Марион и др., с той лишь особенностью, что кукла, женская кукла, персонаж кукольной драмы, восходит к матриархальному культу. В этом смысле, марионетка, женщина-протагонист драмы и фарса, является любопытнейшим предшествием мужского актера в театре Диониса. В кукольном театре, с его двумя линиями страстей божества и скабрезных фарсов, мы лицом к лицу сталкиваемся снова с умирающими и воскресающими богами, с Марией преимущественно, и с нашими шутами в форме Петрушки, олицетворяющими еду, глупость и производительность³. Эти фарсы кукольного театра – фольклорный,

очень архаический, вариант греческой комедии, римских ателлан, комедии дель артэ и позднейшей европейской комедии; балаганный фарс и обряды чучельных богов типа Марены или Ярилы – вот их непосредственные смежности. И недаром кукольный театр стоит в церкви и разрывается в церковные праздники, фарс ли это или мистерии: ‛шут’ – стадиальный эквивалент ‛бога’, и каждый страстной бог имеет аспект, в котором является ‛дураком’¹.
Дионис это или Адонис, Μορ-υχος или Μαρ-γιτης, они те же ‛сверкающие’ боги-шуты хлеба и растительности. Из них ‛Makkus’ – фарсовый, шутовской аспект страстного мистериального божества,² балаганный вариант обрядового чучела, комический эквивалент Иисуса-Иоанна, мужской партнер ‛Марии – Марены’, и ее лингвистическое соответствие.