Методология одного мотива   —   Лист 11

могает нам распознать природу наших разбойников, дьяволов и праведников. Один, по формуле Авеля, начало светлое и угнетаемое; другой, как Каин, богоотступник и убийца. Смерть – один*, воплощение мрака и всего противоестественного; в средние века это дьявол, конечно; и другой как начало светлое и угодное божеству, в средние века – Эвсебий^a. В сюжетах Шиллера и Шекспира, как и у Софокла, двойственность сохранена; у Кальдерона она рудиментарна, в лице брата Эусебио, умирающего на поединке; но в народной легенде Роберт-Дьявол сам в себе переживает эту метаморфозу, переходя из природы мрачного черта-разбойника в природу светлого праведника. Такую же метаморфозу претерпевает, собственно, и Эусебио, когда он рождается с печатью креста, становится разбойником и снова делается, благодаря кресту, праведным. В этом отношении евангельский разбойник, на кресте переживающий метаморфозу, совершенно аналогичен по сюжету с нашим циклом. И если о происхождении всех этих циклов уже говорить, то можно привести, в конце концов, и легенду о Робине Гуде, английском национальном герое, быть может, тоже норманского рода, и тоже, может быть, имеющем какие-то корни, по имени, с Робертом-Дьяволом: я только напомню, что to rob – значит и сейчас еще «разбойничать», что robersman – по-английски «разбойник», и что Робин Гуд называется в ряде старинных рукописей robber Robert или Robbin¹. Считался и он исторической личностью, и его легендарность несомненна. Но я напомню, что он и такой же рыцарь, как он, любили оба одну и ту же девушку, что он был воплощение физической силы и благородства, а противник его – такой же низости, что коварный замысел этого противника заставил его уехать