тщете, несведущи, неосмотрительны» (Orph. fr. 76). Здесь эта печальная тема о бессилии человека звучит, как будто, укоризной. Хор в «Прометее» Эсхила пеняет титану, что он ждал помощи от людей, «однодневных» созданий: «Разве ты не видел слепого рода людей, не мощного, бессильного, подобного призраку, связанного по рукам и ногам? Нет, никогда замыслы смертных не нарушат гармонии Зевса» (5
44–551). Пиндар гуманнее Океанид – может быть потому, что он человек... Его терпеливая меланхолия традиционно обесцвечивает волю, но заменяет ее своеобразным достоинством, с каким он рекомендует человеку страдать. Но ему далеко до гуманности Иова и Феогнида. Когда он говорит: «Все, благодаря счастливой судьбе, приходят к освобождающей от страданий кончине», то ударение он ставит не на страданьях (как Эзоп, Геродот, Феогнид и Софокл), а на счастливой судьбе. Ибо, говорит он, боги дают человеку «живой образ вечности», который глохнет, когда человек в движении, но оживает во время сна и «показывает приговор в виде наслаждений или страданий» (Траурн. плач, Fr. 108).
4
Но кто же, в таком случае, прочен? Боги. И то – сперва судьба, как рок, как неумолимый и бессмысленный фатум, а затем и ревнители справедливости, – но завистливые и мстительные, – боги. Это здесь, у Пиндара, осела знаменитая версия «завистливых богов»; как во всех жанрах, выросших из культа смерти, в эпиникии, подобно трагедии и похоронной лирике, все время слышится гнет неумолимой судьбы, в паутине которой барахтается бессильная муха, человек.
Рок посылает человеку счастье, которое обратимо: то оно заканчивается бедой, то беда переходит в счастье (Ol. I, 19–22, 35–37). Только с помощью богов и судьбы человек может получить благо (Ol. VIII, 12–16); добрые и мудрые люди родятся лишь по воле богов (Ol. IX, 28–29). От богов у смертных все их качества; благодаря им, они мудры, сильны, красноречивы (Р. I, 41–42). Все, что есть лучшего, родится от природы; многие люди хотят достичь славы усердием и выучкой, но без божьей воли это не удается. Есть много дорог в жизни, но и одна из них может не привести к успеху (Ol. IX, 100 – 106). Все, чем человек обладает, ему дано богами, и могущество их велико. Несбыточные надежды и то, что считается невозможным, с легкостью может быть послано ими (Ol. XIII, 83). Мудрец, все знающий, родится самой природой; но те, которые думают достичь мудрости путем знаний, подобны воронам, каркающим на божественную птицу Зевса (Ol. II, 86–88). Слава, полученная от природы, громка; а тот, кто только с выучкой, ступает неверной ногой (N. III, 40–42). Радость дается на миг, человек – ничто, только боги обладают могуществом (Р. III, 103–105). Великие добродетели получает смертный от Зевса; счастье, которое тот посылает, прочно, но люди сами не умеют пользоваться им долго; добродетели могут достигать цели жизни только при помощи богов. Но судьба равно посылает смертным и зло и благо (I. III, 4–6, 21–23, 45–51). Человек по виду подобен богам; но он не знает, к какой цели неведомая судьба влечет его день и ночь
