ский литературный язык очень богат парными противопоставлениями. Обыкновенно к существительному в положительной форме прибавляется частица отрицания, и тогда получается очень древняя форма прилагательного, которое, в сущности, является тем же субстантивом. Такими примерами полон древний язык трагиков; у Эсхила сколько угодно этих
νᾶες ἄναες ἄναες – ‛корабли не-корабли’, по-гречески тем самым, ‛некораблевые’ (Перс. 680);
θέλεος ἀθέλεος – ‛хотящий нехотящий’ (Умол. 863);
παρθένος ἀπάρθενος – ‛дева недевная’,
γάμος ἄγαμος – ‛брак небрачный’,
παῖδες ἄπαιδες – ‛дети недетные’ (Эвм.1034) – ‛бездетные’ дало бы иной смысл, и мн. др. Эти субстантивные пары-антитезы могут рассматриваться, как очень древние и простейшие синтаксические предложения, соответствующие безглагольным конструкциям типа умбрийской надписи или пословиц (бедность не порок;
ἀδεές δέος – греческая поговорка). Именно в такой форме они и встречаются в языке Гераклита. С одной стороны, у него имеются сентенции, состоящие сплошь из понятий – антитез:
ὁ θεὸς ἡμέρη εὐφρόνη, χειμὼν θέρος, πόλεμος εἰρήνη, κόρος λιμός (fr.67) ‛бог – день ночь, зима – лето, война – мир, обилие – голод’. С другой, идут самостоятельные изречения в виде парных антитез-созвучий, как ‛сходное несходное, созвучное равнозвучное’ (fr. 10). С формальной точки зрения такое построение подходит под схему русской пословицы:
Против овец молодец, а против молодца сам овца, хотя у Гераклита оно и состоит из четырех причастий. Но, по существу, это те же ‛дети недети’ или целые предложения-заклятья. Важно то, что характер противопоставления и отрицания подчеркивается у Гераклита внутренней рифмой, с одной стороны, а цезурой – с другой.
3
Это и подводит вплотную к проблеме возникновения такого центрального языкового факта в античных литературных языках, как период. Литературный язык античной прозы строится, как правило, на законченном и закругленном, многосложном предложении, так называемом периоде. Проблеме построения периода отдана почти вся античная теория литературного языка. Самый термин означает ‛круговой путь’; и период, действительно, по своей конструкции соответствует ритмике завершенного пути, кругообразному движению, с симметрией поступательного хода и обратного, с завершающей остановкой. Древние ученые то и дело сравнивают период с круговым движением и с бегом, с аркой, с кольцом, с кольцевидным путем; речь по их терминологии, ‛идет’, ‛движется’, ‛течет’, ’несется’, ’имеет поступь’.1 Что это не пустые сравнения и метафоры, а традиционное понимание языковых терминов, показывает самая эта терминология: стихотворение и строфа произошли из греческих слов, означающих ходьбу и поворот, а термин ‛нога’ сделался термином ритмической меры и в поэзии ποῦς, pes (стопа) и в прозе (колон, член периода, собственно тоже ‛нога’, ‛колено’,
