для нового последующего, говорит о восприятии причины, пространства и времени в виде отдельных отрезков, образующих замкнутый круг, подобный круговому движению. Так и повторение ситуаций, целых кусков речи, отдельных слов, а также такие явления позднейшего поэтизма, как повторение в начале колена слова из колена предшествующего, вызываются этим же мировосприятием.
7
К фольклорному этапу в греческом литературном языке относится и явление омонима-синонима. Если в омониме мы имеем тот случай, когда различные вещи обозначаются одним и тем же словом, то синоним дает различные наименования одним и тем же вещам. Это и есть особенность фольклорного языка, лишенного причинно-следственной конструкции, обогащенного большим запасом племенных слов, различных морфологически и фонетически, но по смыслу схожих. Проблема синонима неотделима от проблемы истории сознания. Такое выражение как в русском фольклоре «с кем побиться, подраться, поратиться», или в греческом «душа и дух», «слово сказал и произнес», «в уме и в душе» и т.д. указывают на былую односемантичность, на внутреннюю тавтологичность первобытного языка. В синонимах мышление нанизывало сходные представления, без нужды удлиняя языковый ряд. Однако, с преодолением комплексности восприятий, значение слов начинает сужаться; остаток этого – в сосуществованье двух синонимичных слов, из которых одно еще сохраняет общее значение, а рядом с ним стоящее уже носит более уточненный, узкий характер, напр. ‛щука-рыба’, ‛рабыни-женщины’, ‛мужи-герои’ и т.д. Синоним и рифма – два одинаковых явления, две формы одного и того же редуплицирующего мышления: если рифма есть фонетическое тождество, то синоним тождество смысловое.
Что до омонима, то в нем та база, на которой впоследствии вырастает поэтический «двойной смысл», кажущаяся и подлинная игра слов и каламбурность. Так, в «Агамемноне» Эсхила даются плачи Кассандры с выкриком имени божества, дважды повторяемые, как припевы (1072, 1076):
ὀτοτοτοῖ πόποι δᾶ,
Ἀπόλλων, Ἀπόλλων.
Увы мне, увы, увы, увы,
Аполлон! Аполлон!
И затем – повторяемая так же два раза в виде рефрена – омонимика этого имени (1080, 1085):
Ἀπόλλων, Ἀπόλλων.
Ἀπόλλων, Ἀπόλλων.
ἀγυιᾶτ᾽, ἀπόλλων ἐμός.
Это имя, этот фонетический комплекс означает и ‛Аполлон’, и ‛губитель’: «Аполлон, Аполлон, губитель (аполлон) мой!» В повторе эти слова даются в аллитерации тех самых звуков, которые фонетически составляют и ‛аполлона’(1087):
ἆ ποῖ ποτ᾽ ἤγαγές με; πρὸς ποίαν στέγην;
