Происхождение греческой лирики   —   Лист 5

орудие, как его пассивная принадлежность. Человек не сознает этого до конца и еще не волен сознавать, но всем своим мироощущеньем он совершенно непроизвольно воспринимает себя в категориях видимого мира, а видимому миру, в лице богов, придает функции познающего субъекта. Все, что создает образ лирического певца, служит тому доказательством. Тут дело не просто в увязке лирики с религией, как это имеет место в вопросах греческой драмы. Тут дело в том, что сам лирический автор предоставляется формой бога. В божестве кристаллизировано представление об уже отделенном от человека мире: но человек, уже отодвинутый от божества, все же продолжает в известных бессознательных актах переживать себя, как одну из его разновидностей. Так, греческая лирика связана с культом. Лирический певец — это форма Аполлона; и по содержанию и по структуре лирическая песня очень близка оракулу. Но я говорю сейчас не о генезисе. Лирический автор продолжает, с познавательной точки зрения, быть божеством. Только это особая его форма, уже не образная, а понятийная. Греческий лирический певец представляет собой обожествленную природу, но воспринятую сквозь нарождающиеся понятия. Об этом говорит все: самосознание певцов, их тематика, их биографические мифы, форма песен, приуроченье лирических жанров. Можно было бы показать, как Сафо воспринималась в категории божества Афродиты, как образ Гиппонакта лепился под Гермеса, как Алкей в Аполлоновом одеянии изображался, по аналогии с Аполлоном, в виде типологического певца-прорицателя. Вообще Алкей — не Пушкин, даже не Гораций, даже не Каллимах. Это аполлоновская фигура в венке, в жреческом одеянии. Архаические поэты близки к образу Эмпедокла, к «богам», имевшим свой культ, к ведунам и вещунам,