происхождение греческой метрики   —   Лист 2 (об.)

но в основном сходились почти все, от древних пифагорейцев и до Платона (особенно в «Тимее»), что вселенная устроена в соответствии с известной системой чисел, строго симметрично, и что эти числа обладают свойствами определяемых ими вещей; число и тело, число и тон отождествлялись. Платон в Государстве изображает все небо как вращающийся октохорд (диатонический звукоряд, в котором первый и последний звуки антифонные): в коленях Необходимости вертятся веретена, и в веретене на каждом круге сверху сидит сирена, которая вращается вместе с ним и одновременно издает один тон. Из восьми таких тонов составляется одна гармония, которая соответствует гармонии восьми сфер. Под гармонию сирен поют Парки о прошедшем, настоящем и будущем (Pl. Rep., 617 В-С), то есть, гармония сфер и восьми музыкальных тонов представляет собой и весь объем времени. Так отождествляются вселенная и музыкальный инструмент (лира из четырех, семи или восьми струн), первостихии и тоны или звуки. Сперва основой музыки является кварта, дальше октава; до Орфея музыкальный ряд состоял, якобы, лишь из четырех звуков, которые соответствовали четырем первостихиям – огню, воде, земле и воздуху. Орфей первый изобретает диапазон «в подражание космической музыке, которая состоит из четырех элементов» (Boet. de mus. I, 20). Но и семиструнная лира такого же происхождения: Орфей, думали, изобрел первый гармонию семи струн из имитации звукам при круговращении вселенной (Serv. ad Aen. VI, 645). Лира Орфея, по количеству струн, отображает планеты и солнце (Lobeck, Aglaoph., 943). Точно так же толкуют семихорду Орфея Дионисий Эфесский и Варрон Атацинский: это «инструмент вселенной» (organum mundi), соответствующий семи тонам Сатурна, Солнца, Луны и других светил, имеющих свое место на небе и свою тональность (там же, 942). Таким образом, фольклорное представление о музыкальном инструменте, как о космосе, проникает и в античную науку, где получает философское истолкование. Но там и тут, как и в первоначальной мифологической образности, доминантой является отождествление света и звука, вещи и ее свойства; небо и светила звучат, части света это струны, мир есть гармония. Как всегда, наиболее типологическое выражение эта древняя образность находит в поздних формах. В эллинистическую эпоху в мистической (герметической) литературе и религии музыка, гармония, музыкальные инструменты, пение носят явно выраженный космический характер семантики. Божество, по самой своей природе мусическое, не только творит на небе гармонию, но и создает органы своей мелодии, посылая людям ритм (Reitzenstein, Poim., 355).