3, 23 Радостью вспыхнул, как лев, на добычу нежданно набредший,
Встретив еленя рогатого или пустынную серну;
Гладный, неистово он пожирает, хотя отовсюду
Сам окружен и ловцами младыми, и быстрыми псами.
Эти мотивы до того распространены, что укладываются в неподвижные формулы, образуя языковую топику, например:
Выю он вдруг ей крушит, захвативши в могучие зубы,
После и кровь, и горячую внутренность всю поглощает.
Так в п. 11, 175 и в п. 17, 63.
В звериных сравнениях рисуется ярость хищников, голод их или жажда. Сравнения показывают, каков характер этой жажды или голода.
16, 156 Подобно, как волки
Хищные звери, у коих в сердцах беспредельная дерзость,
Кои оленя рогатого в дебри нагорной повергнув,
Зверски терзают; у всех обагровлены кровию пасти;
После, стаею целой, к источнику черному рыщут;
Там языками их гибкими мутную воду потока
Локчут, рыгая кровью убийства их, гордо в их персях
Сердце горячее бьется и страшно раздуты утробы.
Итак, это жажда диких зверей, чрево которых обременено только что проглоченной кровавой, горячей пищей.
В большинстве звериных сравнений дикий зверь противопоставляется мирному животному; мирной, робкой, слабой птице – могучий хищник. Смерть, гибель – обычная тема реалистических сценок из жизни зверей, рыб, насекомых или птиц. То голубь бежит от сокола (21, 493), то рыбы прячутся от дельфина («всех он глотает, какую, ни схватит» 21, 22), то орел душит зайца (17, 674), то сокол гонится за слабой птицей (13, 62). Везде разрушительный мотив хищного налета, хищной ярости – и трепет жертвы, робость, ужас.
22, 139 Словно сокол на горах, из пернатых быстрейшая птица,
Вдруг с быстротой несказанной за робкой несется голубкой;
В стороны вьется она, а сокол по-над нею, и часто
Разом он крикнет и кинется, жадный добычу похитить.
Не нужно говорить о том, что уподобляемые зверям и животным герои Илиады некогда сами имели зооморфную природу и сами отождествлялись с этими зверьми. В этом отношении звериные сравнения более архаичны, чем герои Илиады, принявшие человековидную форму и характер. Однако, не только в фазе генетической, но и в функциональной – герои Илиады продолжают отождествляться со зверьми. Диомед, нападающий ночью на фракийцев, сравнивается со львом, который
10, 485 На стадо бесстражное коз или агниц
Ночью набредши и гибель замысля, бросается быстрый.
Сравнение кажется взятым из мира зверей – не больше. Между тем, отправляясь на авантюру, Диомед одевается в львиную шкуру рыжую, огромную, доходящую ему до пят (10, 177), и тем уподобляется рыжему льву. Тождество обратилось в сравнение; зверь стал человековидным существом. Весь миф об угоне коней Реса – это типологический миф о похищении коней.
