Пожар – грозная стихия бушующего огня, знаменье страшных бед, настоящих и грядущих. В этом смысле огонь пожара, или радуга, или звезды имеют в сравнениях Илиады апокалиптические черты стихий страшных и несущих предзнаменованье гибели, беды, ужаса. Космические катастрофы – вот что изображают все эти сравнения. Их реализм направлен на описание разрушительных стихий, несущих погибель. Несомненно, что космические сравнения Илиады вышли из до-эсхатологических образов. Уже одни компоненты внутри сравнения говорят за своеобразную условность: молния и гром, бушующие водные пучины, вихри и вьюги, бури, морские штормы, снег и град, потопы осенних ливней, наводнения, пожары, багряная радуга и дурные созвездия… О последнем мраке, о затмении солнца и луны говорит такое сравнение:
17, 366 Битва пылала, как огнь пожирающий; каждый сказал бы,
Верно на тверди небесной не цело ни солнце, ни месяц,
Мраком таким на побоище были покрыты герои.
Но другое сравнение говорит еще о большем: оно связывает тематику космических сравнений с космогонической частью Теогонии Гезиода и п. 20 Илиады.
2, 780 Двинулась рать, и как будто огнем вся земля запылала;
Дол застонал, как под яростью бога, метателя грома
Зевса, когда над Тифеем сечет он перунами землю,
Горы в Аримах, в которых, повествуют, ложе Тифея;
Так застонала глубоко земля под стопами народов...
Здесь земля «словно» запылала, а в Теогонии она действительно зажигается от молний Зевса. Поединок Зевса с титанами и Тифеем трактуется Теогонией двояко: и как единоборство богов, и как борьба двух стихий. Огненный вихрь зевесовых перунов – это мировой пожар, сопровождаемый грозой и сотрясением вселенной (Theog. 665 sqq., 820 sqq.). В непосредственной семантической связи с космогоническими образами Теогонии находится и п. 20 Илиады, изображающий битву богов. И здесь картина двояка: с одной стороны, это боги, с другой – стихии. Космический характер поединка показывает в открытой форме, что перед нами начало космогонии, которой предшествует мировая катастрофа (20, 56 sqq.). Она дана тут в форме войны, поединка, битвы. Гроза, гром, молнии, взволнованность водной пучины, сотрясение земли – это компоненты описания, но они однокачественны сравнениям. Можно сказать, что космические сравнения, подобно звериным, не чужеродны основному образному составу Илиады; в реалистической форме они говорят то самое, что в Илиаде лежит в самом действии сюжета.
Гнев Ахилла – одна из магистралей сюжета об Ахилле, олицетворении воды-огня. В песнях 20–22 дана самая архаическая версия сюжета о разъяренных богах, о подвиге разъяренного, бушующего Ахилла. Если в Теогонии и п. 20 Илиады смерть, Аид, ужасается светопреставлению и боится за мертвецов, то в п. 21 река Ксанф, полная мертвых, ведет борьбу сама: это пучина смерти, вода-преисподняя, греческая Тиамат, с которой бьется первобытный огонь и свет, греческий Мардук. Такие образы можно было бы назвать эсхатологическими, если бы в них была идея возмездия, этика; но это еще не больше, как космогония.
