Происхождение литературной интриги   —   Лист 5

нет, того назвал» (quem vides, eum ignoras: illum nominas, quem non vides 566). Путаница здесь в том, что разоблачитель-то знает, кого видит, но не знает старик, разоблачающий разоблачителя. Осложнена эта путаница еще и тем, что самое правда есть, одновременно, и ложь: ведь раб уже не раб, не Тиндар, а господин раба, Филократ.
Органическая внутренняя неразбериха — вот в чем лежит душа паллиаты. Действующие лица не в состоянии отличить одно от другого. Они де верят собственным глазам и собственной сущности. Они теряют себя. «Спрашиваю сам: где я?» — недоумевает старик в Трех монетах (929). Ему приходится обращаться к морочащему его плуту с вопросом: «Если, я — не я, то, право, кто же я?» Тот ему отвечает: «Раньше не был тем, кем был ты; вдруг, кем не был, сделался» (prius non is eras qui eras: nunc is factus, qui tum non eras 978).
В Купце юноша задает другу вопрос: «Где я? Здесь ли, между мертвых ли?» И слышит ответ: «Ты ни здесь, ни там». Тогда юноша спрашивает: «А уж если я ни здесь, ни за гробом, то скажи мне, где же я тогда?». И вот что тот отвечает: «Нигде» (602).
Это «нигде» характерно для паллиаты. Отсутствие неотделимо от присутствия; состояние жизни и состояние смерти одновременны; двойники и близнецы олицетворяют полную слитность, пространственную и временную. Чем это объясняется? Бесспорно тем, что мы имеем перед собой отражение тех архаических представлений, в которых еще нет разграничения между временем и пространством, нет движущегося времени, нет понимания, что такое биологическая жизнь или смерть.
Пребывание «нигде» порождает целый мир мнимости и миража. Конструированье этого мира создало особые формы, которые застыли в балаганных иллюзионах, насыланьях мороки, невинном «шарлатанстве». Черты фокуса и престигитации сохранились в прологах Плавта.