Происхождение литературной интриги   —   Лист 20

сторону дверей живые картины кутежей, любви и пиров. Действие паллиаты экспонируется в виде воочию развертываемых «картин», чего совершенно нет, например, в трагедии. Такие пьесы, как Стих, Перс, Азинария, Вакхиды — удивительный пример такой экспозиции воочию. Тут ставятся на подмостки столы, ложа; выносится утварь: начинается игра в кости, чоканье, объятия, кормление ребенка грудью. В Тruc. II, 5 эта экспозиция принимает характер сплошного «показа» всех действий персонажа, о которых было бы достаточно упомянуть. Еще не зная повествования, балаган дает ἐπίδειξις (выставление на показ), «зрительность», проходящую перед взором взирающего. Столы вносятся, кубки ставятся, пирующие ложатся, женщина укладывается на ложе, снимает обувь, покрывается плащом, берет в руки вещь за вещью. Это чистое зрелище, еще не сюжетное и не сценическое, а иллюзионное, целиком зрительное.
4.
Обман, переряженье, симуляция, фокус: вот то, что конструирует интригу. Конструирует? Нет, только подготовляет, но не формообразует. В том-то и заключается интерес, что в балагане все есть для возникновения интриги, да вот интриги-то как раз никогда не бывает ни в одной фольклорной драме, нигде и ни в чем, связанном с до-литературным состояние. Почему же, имея все предпосылки к возникновению, интрига не возникает?
И* почему только в эпоху эллинизма, уже по отмирании классической Греции, появляется интригосложение? Я сразу же дам на это ответ, а уж потом разверну его обоснование. Так происходит оттого, что интрига — первая композиция литературной формы, которая получает возможность своего рождения только в реалистическом сознании. Интригосложение появляется вместе с первым секулярным (если позволительно применять этот термин (к античности) искусством.