Сюжетная семантика Одиссеи   —   Лист 1 (об.)

вием свободы является его спуск в царство смерти (Х 490). Одиссей ужасается его; с растерзанным сердцем, говорит он,
κλαῖον δ΄ ἐν λεχέεσσι καθήμενος, οὐδέ νύ μοι κῆρ
ἤθελ΄ ἔτι ζώειν καὶ ὁρᾶν φάος ἠελίοιο. (Х 496* ).
Как к собственной смерти, относится Одиссей к этому путешествию, да и спутники его также (566); как к роковой необходимости, принуждает их Кирка: ἀλλ΄ ἄλλην χρὴ πρῶτον ὁδὸν τελέσαι καὶ ἱκέσθαι... (490). Будущее, хорошо Кирке известное, она не открывает ему даже, своему любимцу; нет, она отправляет его к Тиресию за одним предсказанием этого, ей известного, будущего (492). В слове χρή единственная связь между песней XI и предшествующими ей. Но еще больше подчеркивается обособленность XI песни дальнейшим повествованием: когда Одиссей, побывав у Тиресия, возвращается к Кирке, она дает ему предсказание более полное, чем сам Тиресий, и совершенно покрывает загробный оракул (ХII 39; 127). Ясно, что присутствие в «Одиссее» сцены сошествия более законно, чем позднейшее осмысление этого присутствия; этиология, оправдывающая рудимент, всегда сама нуждается в оправдании. Итак, отбросим ее, и перед нами сейчас же обнажится безликая схема: герой, обреченный смерти, погружается в царство мертвых. Но именно здесь-то мы и узнаем сюжетный канон древнейших литературных жанров. Их можно назвать хтоническими: герой, в надземной фазе солнечный, всегда имел подземное соответствие в стране мрака, куда он спускался для преодолений темных сил и триумфальной победы над ними, знаменовавшей выход. Египтолог припомнит рассказ «о том, что находится на том свете» (Maspero, Bibl. Egypt. II 1893)¹, где дается сошествие солнечного божества в царство смерти, его плавание по загробным рекам, его 12 переходов, его битва со змеем и победа. Еще больше аналогий в вавилонском эпосе. На первом месте – спуск в преисподнюю Гильгамеша, его 12 приключений, его столкновения с чудовищами, вопрошение предка в загробном мире и возвращение