Сюжет Тристана и Исольды   —   Лист 14

должен был отвоевать у великана на поединке. Эквивалентность собаки и камня очень показательна¹; с переходом от каменных орудий к металлическим мы имеем выдвинутую роль меди и золота, причем собака вбирает в себя черты уже не ‛камня’, а его функционального заместителя, ‛металла’. С этой точки зрения, верная собака Тристана является стадиальным эквивалентом металлических собак Греции; но волшебная кельтская собака и греческая одушевленная собака эквивалентны не стадиально, а палеонтологически, как единое тождество. В родо-племенном строе, имеющем уже богов, действующими лицами являются очеловеченные божества; в этой стадии отдельные элементы сюжета, перекомбинируясь, складываются в пучки разнообразных мотивов и дают несколько сюжетных циклов. О самом сюжетосложении и его основных закономерностях здесь говорить не место. Нужно сказать только о том, что с каждой последующей стадией происходят два основных изменения; переход семантической функции с одного отдельного элемента сюжета на другой (скажем, с камня на медь, с меди на золото и т. д.); и смещение ролей, переход с главного амплуа на второстепенное (сперва собака-тотем || божество, дальше – собака, как действующее лицо, еще дальше – собака с выдвинутой ролью при действующем лице, наконец, собака в виде аттрибута при герое; пережиточно – собака в виде игрушки или собака, неизвестно для чего упоминаемая в минутной, ненужной для рассказа, роли). Переход семантической функции дает верный социологический путь для развертыванья истории сюжета. Процесс смещения ролей указывает на стадиальность сюжетосложения. Именно с этой точки зрения греческий материал и освещает кельтскую поэму: в нем, помимо собаки, мы видим элементы кельтского сюжета, еще живущие самостоятельной жизнью, как, напр., небесную влагу в виде супруга (Зевс), в то время, как в кельтском оформлении прикосновение