шута*, в формуле, представленной Терситом. Этот Эврибат, как и Одиссей, родом из Итаки, связан с Одиссеем и назван одним из наиболее чтимых им друзей (247–248). Появление его рудиментарно, упомянут он в «Одиссее» только один раз, в конце описания одежды Одиссея (225 сл.). И в Илиаде он появляется также глухо, но за то в Терситовой сцене, непосредственно перед выступлением Терсита, и снова в связи с мотивом одежды Одиссея: здесь говорится, что Эврибат следовал за Одиссеем и унес сброшенное им верхнее платье (II 183 сл.). Если обратить внимание на метафору «следования» позади Одиссея, «сопутствия» в том смысле, в каком один друг неразлучен с другим, мы поймем верность Эврибата и его тесную связь с Одиссеем в качестве лучшего из друзей, в противоположность «неидущему» и «неверному» Эврилоху; ὀπηδεῖν от ὀπαδὸς спутник, провожатый, лицо, сопровождающее кого-то, находящееся с ним или, точнее, за ним (ср. ὄπισθεν) в непосредственной близости. Таков Пилад, следующий за Орестом, его постоянный «спутник» и «друг». Это двойник бога или героя, и его хтонические функции – вариант его хтонической природы; так и Пилад, эпитетное божество смерти1, сопровождает Ореста, получая развернутый в виде мотива образ своей сущности. И Эврибат, хоть стерто, но связан с одеждой Одиссея, как с самим Одиссеем; его шутовство рудиментарно, его связь с платьем царя рудиментарна, но за всем этим прощупывается стадия, когда Эврибат, горбатый и чернокожий, переодевался в платье Одиссея, был шутом и рабом. Но что у него сохранилось – это его имя и локальность. Он, как сказано, с Итаки (II., II 184; ср. Od. XIX 244 сл.); а имя его Εὐρυ-βάτης (ср. Εὐρυ-λοχός), широко-идущий, эпитет смерти, параллельный его черной коже и горбу; мотивы сопутствия и сопровождения развертывают в виде ситуации то, что дано в имени, а верность и дружба дублируют их. В Илиаде же он вестник, посол, глашатай (I 320, II 184, IX 170); но эта роль типична и для Одиссея, как в Илиаде, так и в фольклоре вообще, а разумность Эврибата – коренная черта и Одиссея, на что указывает, помимо Одиссеева характера и эпитетов, черта их умственной солидарности (ὅτι οἱ φρεσὶν ἄρτια ᾔδη,Od. XIX 248). Но каков в фольклоре Эврибат? – И вот тут-то оказывается, что он далеко не так «положителен», как его наметила «Одиссея». Оказывается, Эврибат – нарицательное имя плута, обманщика и негодяя. Он вор; он предатель; и он один из керкопов2.
Комментарии:
|
1 Eitrem, Hermes und die Toten, 36. Cp. Usener, Der Stoff, 227.
2 Suid. s. v. εὐρυβατεύεσθαι, Εὐρύβατον и Εὐρύβατος. Diotim. 2 (EGF 213).
|