Thamyris   —   Лист 5

истории! Здесь герб берег свой узор хтонической эмблемы: реки Ахеронт и Ахелой, воды Кокита, царства Феспротов и Молоссов¹ обвевают Додону дыханием смерти, подобно Лерне. Борьба с рекой и здесь: Геракл борется с Ахелоем, как Тамирас с Понтом и Посейдоном, как нежные юноши с нимфами, упадая на дно колодца. В царстве смерти – божество света: Δωδωναῖος был житель Гипербореи, солнечной страны-страны смерти (Etym. Magn.). Царь Молоссов – Смерть, Аидоней; сюда спускается двойник Диониса, в поисках жены-сестры²: мотив Лерны. Но в Додоне мы имеем и полную картину божества: гора, у горы дуб, из-под дуба пробивается источник, который сам прорицает.³ Здесь наглядна связь между горой, водой, деревом и мантикой, как дериватом смерти. Если прибавить былую выдвинутость женского начала,⁴ то близость с Тамирисом усилится. Но еще показательней, что миф и сюжет трактуют додонского прорицателя, как олицетворение воды и преждевременной смерти (Paus. I, 36, 4); точно он из Дерны или Кипра; и сейчас же убийца этого додонского прорицателя (а μάντις, мы видели, есть и жрец и сам бог) в варианте мифов явится благодетелем и защитником.⁵ Достаточно ли узко взять понятие «жертвы» и «губителя» даже в их единстве? Закон сюжета еще алгебраичней: герой погибает в своей собственной стихии, чтоб возродиться в ней же. Губителя нет, как и жертвы. Я и вне-я слито.
Оттого мифических юношей всегда губит их мать. По Геродоту, царица Массагетов убивает Кира Старшего в отмщение