воскреснуть
* из этой смерти» – восклицает Санчо, так именно обозначая временное управление островом.
1 Но вот он переодевается, убегает с проклятого места, но по дороге домой он проваливается в подземелье, и насилу его вытаскивают оттуда, как умершего.
2 Я сознательно уточнила часть сюжета о царе-рабе, чтоб показать, что и он, в свою очередь, состоит из двух самостоятельных сюжетов, в оформлении не похожих один на другого, но все же семантически единых. Таким образом, «Жизнь есть Сон» также органически переплетена с «Принцем и Нищим», как и с «Укрощением Строптивой». Семантический рефлектор направлен во всех трех сюжетах на образ перемены ролей. В одном случае это жизнь||сон, в другом муж||любовник, в третьем принц||нищий. Все три сюжета имеют стержнем временное обладание страной, властью, женщиной. И остается только прибавить, что семантика этих трех сюжетных циклов, ставя знак равенства между ‛царствованием’ и ‛актом соединения’, между ‛царем’ и ‛мужем’, ‛рабом’ и ‛любовником’, ‛страной’ и ‛женщиной’, улавливается нами только в этой галерее различий и вне ее не существует.
10.
Но где же самое укрощение строптивой? Мы уже достаточно узнали об окаймляющем сюжете (жизнь есть сон) и о теме брака героини. Но ведь герой, который на ней женится, это не герцог и не Сляй, словом, не действующие лица из окаймления. Это во-первых. А во-вторых, причем тут мотивы ‛строптивости’ и ‛укрощения’? – Я подхожу к ним сознательно по очень узкой дорожке обособления. И беру известную сказку от Гримма о Drosselbart’е, короле с бородой дрозда. Она рассказывает, как одна строптивая царевна выдается замуж, в наказание, за нищего; ей приходится уехать с ним в лесную глушь, и, вместо дворца, очутиться в лачуге. Погибая от голода, она становится прачкой
