17* .
Вот и все. Анализ наших сюжетов закончен. Но хочется на теоретических выводах поставить большее* ударение, чем на самом материале. Сперва, однако, самое основное: мы убедились на опыте, что три сюжета, – а их три, потому что в действительности, реально, их существует трое, – что три сюжета являются только сюжетом одним. Этот один сюжет представляет собой развернутый один образ рождающей смерти. Я сейчас сознательно устраняю все генетические вопросы, которым уже отданы мои другие работы; устраняю их здесь оттого, что хочу придать ударное значении только вопросу взаимоотношения между образом и его передачей в метафорах. Разбирая отдельные мотивы сюжетов, мы наталкиваемся на один основной образ, который манифестировал свою семантику в целом ряде параллельных, друг другу вариантных, метафор. Но где же он сам, образ в чистом неприкосновенном виде, тот образ, от которого пошли эти все побочные образы? Где тот единый сюжет, который «дифференцировался» или «развился» в серию подобных ему сюжетов? – Только что проделанный анализ показал, что ни такого образа «в чистом виде», ни такого сюжета в качестве «источника» нет и никогда не существовало. Старая категория мышления, даже в области идеологии имеющая свою систему привилегии, заменяется той, где ни одна из величин не доминирует над другой. Образа, как ипостаси, нет; есть только конкретно отвеществленный образ, образ в виде метафоры. Но почему «метафоры»?
Значит ли это, что мы имеем дело с одними отвлеченностями и «уподоблениями»? – Нет. Просто здесь нужна предпосылка, что образ порождается реальностью, воспринимаемой антизначно к этой реальности; предпосылка, что ощущение и восприятие не адеэкватны*, и что смысловое содержание этого восприятия, его семантика, всецело подсказывается данной общественной идеологией. Для диффузного и конкретного мышления до-истории реальная действительность осмысляется образно, и поэтому каждый
Комментарии: