- Сжечь! – кричал он при беседе. – Ссылаются на авторитеты! На книги! Там, дескать, это не подтверждается! Сжечь все книги! Уничтожить все авторитеты! В другой раз он жаловался:
– Требуют у меня учебника! Догмы им давай! Катехизис! Им во что бы то ни стало нужен катехизис, иначе они не могут! Если один долой, давай им другой!
Но, рядом с этим, как это ни невероятно, Марр был очень академичен. Правда, в хорошем смысле слова. Он почитал Веселовского 1; преклонялся перед всеми заслугами всех подлинных ученых. Он оказывал уважение всем видным профессорам. В его лекциях по литературе и в его личном обхождении не было ничего анархического. Ненавидел он лишь империалистическую науку. Своих западных и русских врагов он постоянно видел перед глазами, ругал их, поносил, жаловался на них, словом, был совершенно подчинен страсти. Но не было такого врага, которого он не защитил бы; это был всесоюзный защитник всех без исключения советских ученых, настоящий большой общественник, живший только общественностью и понимавший ее глубокую сущность. Враги эксплуатировали его высокую общественную идейность; он писал десятки отзывов, в которых превозносил до небес посредственность и бездарность, чтоб только помочь человеку.
15
Для меня был большой праздник, когда Марр подарил мне в 1924 г. свой «Первый средиземноморский дом». Это была моя любимейшая статья. Как раз в это время я работала над главой о семантике вещи для своей «Поэтики». Эта глава строилась у меня на материале давно собранном: классическая археология имела ряд интереснейших работ в этой области: и Беттихер, Бенндорф и Узенер2 меня увлекали еще на студенческой скамье. И здесь, как в проблеме сюжета, яфетидология оказалась тем ученьем, которое мог Комментарии:
|
1 Марр не только не видел в А. Н. Веселовском, корифее сравнительного литературоведения, такого же своего противника, как в представителях сравнительного языкознания, но даже следовал за ним в основных вопросах, связанных с происхождением искусства. Для Фрейденберг Веселовский, высоко ею почитаемый, – постоянный внутренний оппонент; название его книги «Поэтика» было дано по аналогии с Веселовским как название контртеории (см. полемику с теорией синкретизма: Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра, с. 14–18).
2 Фрейденберг многократно использовала в своих трудах книгу Беттихера (Bötticher C.G.W.) «Die Tektonik der Hellenen» (Potsdam, 1852). Отто Бенндорф – один из крупнейших античников XIX в., сочетавший в себе филолога, археолога и искусствоведа. Герман Узенер, предшественник Кассирера и Леви-Брюля в трактовке первобытного мышления, много занимался и мифологией вещи – например, в таких работах, как «Sintflutsagen» (Bonn, 1899), «Dreiheit», «Zwillingsbildung», «Der Stoff des Griechischen Epos» (Kleine Schriften. Bd I-IV. Lpz.-B., 1912–1914) и др.Со студенческих лет Фрейденберг испытывала особое пристрастие к трудам старых немецких археологов: «С каким умственным смаком писали старики о стульях и трибунах, о театральных подмостках и тронах, о катакомбах, о росписях! Тут не было идей, но были букеты ароматнейшпх цитат из неведомых первоисточников, и один подбор греческих строчек мог вызвать упоение! А главное, никто ничего не боялся и делал умопомрачительные, но спокойные сопоставления как ни в чем не бывало. Я зачитывалась сладчайшими археологическими статьями, лелея несбыточную мечту о столах, стульях и сосудах». Но «мечта» эта осуществилась. Фрейденберг новаторски ввела в теорию литературы «вещи» наряду со словом и действием: «Впервые я вводила рядом со словом и действием вещь. Это вовсе не было влияние Марра. Со студенческой скамьи меня взял в плен Узенер своими „Сказаниями о потопе» и незабываемые семантические работы немецких археологов. Марр был тем „отделом гражданских дел», который узаконивает старую связь».
|
