Вступление к греческому роману   —   Лист 5

имеем право не одного возражения, но и бунта. Формальный метод работает над составом и его источниками, выделяя основу происхождения; метод эволюционный изучает формацию памятника. Они правы в своей задаче; но если инвентарь состава понимается, как соединение внутренних элементов, если источниками объясняют органические предшествия, если творческое возникновение приурачивают к происхождению основы, наконец, если формацию памятника выдают за аналитико-синтетический процесс литературного явления, – тогда мы должны сказать, что историко-формальный метод принимает желания свои за свои средства. Только этим недоразумением можем мы объяснить такие чудовищные факты, как «Klein-Lieder-Theorie», или классификацию по мотивам, или теории влияний, – словно может влиять так или иначе один неодушевлëнный предмет на другой, одно произведение на другое! Оттого в филологии, и в классической особенно, всë самое замечательное представляет случайность или агрегат. Достаточно ещë раз вспомнить Гомеровский вопрос и эту знаменитую теорию об отдельных рапсодиях, сшитых в одну цельную поэму, как «Песнь о Нибелунгах»; или теорию другую, унитаров, которая отличается от первой только топографически, но так же допускает случайность наслоений, лишь вокруг единого центра. Так же случайно создаются мифы, легенды, священные сказания в своих мотивах; они, эти мотивы, воздушные шары, реющие по воздуху; греческий роман – есть механическое соединение таких-то и таких-то мотивов. Песни и мифы так же самостоятельны и случайны, как мотивы; из мотивов складывается сюжет, из мифов – мифологическое произведение, из песен – поэму. Отсюда – вывод: мотивы произвольны, а мифы ненадежны, и в культе устойчив один обряд, но не его сказание. Вынося свои несправедливые диагнозы, историко-формальный метод прибегает, в то же время, к работе над составом и источниками, часто доходя до исторической основы,