Вступление к греческому роману   —   Лист 7

Когда мы пытаемся вывести поэму из kleine Lieder^a, или роман из Милетских рассказов^b, или новеллы Боккаччио^c из fablieaux^d, мы совершаем ту же ошибку, наглядную и примитивную, что и первобытный ум, делающий снег продуктом воды. Можно ли доказать, почему в «Деяниях Павла и Феклы» появляются сцены тюремного эпизода и в склепе, такие же точно, как в греческом романе? Как и когда они возникли? Предполагать ли нам плагиат жанра, подражание, влияние мощного литературного течения? Да, конечно, мы можем это сделать; но вдумываясь в полную органичность для апостольских деяний – тюремного эпизода, для христианского быта – сцены в склепе, мы должны будем поколебаться; правда, «Деяния» древнее романа, – уж не роман ли взял эти сцены отсюда? Поистине, будь перед нами произведение более импозантное, чем убогие «Деяния», мы стали бы уже говорить о литературных влияниях, если не о заимствованиях и подражаниях; мы, несомненно, сослались бы на «Деяния» как на источник Гелиодора, потому что сходство двух произведений поразительно. Но предположим, что Гелиодор, действительно, пользовался для своей «Эфиопики»^e «Деяниями». Что же изменится от этого? Что этим будет доказано? Общее происхождение «Деяний» и романа будет ли этим обнаружено? А между тем, обращаясь к «анатомии» «Эфиопики», мы вскрываем совсем иное: и для неë, как для «Деяний», указанные эпизод органичны, потому что и здесь они вызваны генетической основой, – а вопрос происхождения является для природы литературного явления центральным.
Итак, оставим частности. Есть два пути в изучении литературного памятника: анализ историко-творческого процесса, т.е. самого памятника, анализ литературного самодовлеющего явления, вошед