9. Экскурсы. 2. Утопия

Утопия*

1

Одиссей отправляется к Алкиною. Жена Алкиноя, Арета, в семье и среди подданных чтима, как божество: «ее Алкиной сделал супругой и почитал, как ни одна на земле не почитаема другая женщина, сколько ныне ни есть подвластных мужьям жен, имеющих дом» (Оd. 7, 66).

Нежную сердца любовь ей всечасно являют в семействе
Дети и царь Алкиной; в ней свое божество феакийцы
Видят, и в городе с радостно-шумным всегда теснятся к ней
Плеском, когда меж народа она там по улицам ходит.
Кроткая сердцем, имеет она и возвышенный разум,
Так что нередко и трудные споры мужей разрешает ¹.
(69–74).

Точно так же и Навзикая дает понять Одиссею, что фактически правит домом и страной мать, а не отец (VI, 303—45). В райской стране, где запросто бывали боги, главную функцию хозяйки выполняла именно женщина. Правнучка Посейдона, Арета, воспринимается как богиня и живет со своим супругом, с детьми, с друзьями и с народом в согласии, любви и невиданном почитании. Она мудрая правительница, праведный судья.

Это Дика в виде добродетельной и могущественной царицы. Одиссей подходит к дому.

Все лучезарно, как на небе светлое солнце иль месяц,(VII 84)
Было в палатах любезного Зевсу царя Алкиноя;
Медные стены во внутренность шли от порога и были
Сверху увенчаны светлым карнизом лазоревой стали;
Вход затворен был дверями, литыми из чистого злата;
Притолки их из сребра утверждались на медном пороге;
Также и князь их серебряный был, а кольцо золотое.
Две — золотая с серебряной — справа и слева стояли,
Хитрой работы искусного бога Гефеста, собаки
Стражами дому любезного Зевсу царя Алкиноя:
Были бессмертны они и с течением лет не старели.
..............................................................................................
Зрелися там на высоких подножиях лики златые(100)
Отроков; светочи в их пламенели руках, озаряя
Ночью палату и царских гостей на пирах многославных.

Дом этот — отчасти преисподняя, с медью и серебром, с металлическими церберами, но отчасти и небо, где золотые юноши-светила озаряют вечно пирующих бессмертных, где дом подобен лучам солнца и луны. Но как же в таком случае обойтись без агрономии? Нужно дать, как это делает и самый скромный домострой, хотя бы картину поля или сада. И мы ее по

лучили, только я о ней расскажу потом.
Рай из золота и серебра, металлический космос обращается у Алкиноя в дом, где первыми жителями были, по-видимому, золотые, серебряные и медные люди Гезиода, обитавшие с праведным царем и его непорочной супругой.

2*

В античных домостроях мы встречали в качестве необходимой части не только поучение, но и политику. У Ксенофонта рассуждение о политии находится в Экономике, — у Аристотеля рассуждение об ойкономии находится в Государстве ¹. Особо этот вопрос стоит у Платона, который в своем Государстве не занимается трактовкой домашнего хозяйства. Но что это за различные «государства»? Это политический идеал, которым тешат себя античные добряки, каждый на свой манер, смотря по возрасту и по вкусу. Так по крайней мере уверяют ученые, которым не верить нельзя; я еще не встречала ни одного исследования Законов Платона где не говорилось бы, что они плод его старческого возраста. Сколько лет было Цицерону, когда он писал свои Законы, я в точности не знаю. Это открывает научные просторы. Но нужно сказать, что странной литературой была эта литература античности, где каждый мог создавать свои Законы и свои Государства. Какая-то неофициальная линия античного государственного права...

Платон в Государстве излагает свою систему в форме диалога, где тот же бедный Сократ, распинавшийся за образцовое ведение хозяйства теперь вынужден демонстрировать утопию².

Он рисует государство не в религиозном, как Августин, плане, но в этическом: это царство справедливости, дающее подданным настоящее и высокое счастье и существующее только во имя этой благородной цели. В этом государстве занимаются только земледелием; граждане наслаждаются достатком, отсутствием имущественного и морального неравенства, общностью средств и прав. Частного домашнего хозяйства нет, собственнических жилищ нет —как бы наперекор всем домостроям. Нет и семьи; здесь вместо непорочных супруг живут освобожденные женщины, принадлежащие всем мужчинам. Гармония души и тела — вот что воспитывает в человеке это совершенное государство. Им правит коллегия мудрых и справедливых старцев; верховная власть, в сущности, у того, кто всех совершенней в нравственном отношении и мудрей; его основная цель — насаждать нравственность, главным образом справедливость и добро. Зато эти мудрецы считают, что уже здесь, в этом государстве, они живут, как на островах блаженных (519 С).

Идеальное государство имеет все права на литературное существование там, где есть идеальные хозяйства, идеальные домоводства, идеальные люди. Но, по-видимому, генетика такого рода жанров не поддается никоим образом модернизации. В Государстве Платона все обстояло бы благополучно, если б не шокирующие места в VIII книге и X. В VIII книге излагаются причины государственных переворотов. Наступают эти перевороты тогда, когда в среде самих правителей поднимается несогласие и бунт друг против друга, ведущий к восстанию города. Какова же причина этих несогласий? Дело в том, что все на земле то возни

кает, то уничтожается; социальная гибель совпадает с периодом бесплодия всей земли, которое охватывает всех животных, растения, тело и психику людей. Это происходит в то строго определенное время, «когда в каждом из циклов повороты достигают кругового движения, и противоположность встречается с противоположностью» ¹ (546 А). Поэтому рождаемость и самое рождение стоят в тесной связи с тем или иным моментом киклического прохождения; отсюда — значение чисел и вычислений, возведенных в целую теорию, излагаемую Платоном. Есть период божественных рождений — в моменты циклической гармонии, и есть период диссонансов, когда браки не должны совершаться, ибо они порождают некрасивых и несчастных детей. Вот от этих-то, явившихся не во благовременье людей происходят те правители, при которых делается смешение несмешиваемых элементов (золота, серебра, меди и железа), создающее вражду, воину и возмущение. Итак, государственный переворот есть прежде всего* переворот космический. Генезис его объясняется периодичностью круговых движений и сменой возникновений и гибелей; государственная катастрофа тождественна катастрофе земли, лишенной плодородия; переворот есть явление, строго определенное во времени, как переход двух циклических фаз, причем он зависит и от рождаемости.
Таким образом ‛государство’, по Платону, отождествляется с ‛космосом’, его жизнь есть как бы часть мирового плодородия; ‛бесплодие’, как образ, есть ‛несогласие правителей’, ‛восстание’, ‛гибель государства’. Вражда, война, возмущение — это олицетворяется в людях, в правителях, которые родились в моменты космических катастроф; божественные рождения, совершаю

щиеся в периоды космической гармонии, дают тех мудрых и праведных правителей, которые руководят идеальным царством. Перед нами очень ярко выраженное эсхатологическое учение, принявшее политическую форму. Оно позволяет распознать, откуда возникли все эти первоначальные утопии: подобно домостроям и зерцалам, они явились разновидностью позднейшего истолкования древнего образа ‛города’, как ‛космоса’, ‛дома’ как ‛неба’. Но под утопией лежит не один какой-нибудь образ, а целая образная система, которая подвергается у Платона – это само собой разумеется — своеобразному истолкованию. Град божий возникает в результате перерождения миров. Для него характерна внутренняя увязка с периодическими кругооборотами уничтожений и возникновений космоса; возникнув в период царства мировой гармонии, он определяется всеобщим согласием, миром, расцветом правды, избытком. Правитель, таким образом, есть космическая личность, вызванная на свет тем пли иным фазисом мировой жизни, но и олицетворяющая собой этот фазис, и знаменующая его. Человек — это микрокосм. Так, вся IX книга посвящается рассмотрению человеческих характеров, словно государственных правлений; в частности, рассматривая олигархический характер, Платон дает аллегорическое описание того, как в человеке олигархия переходит в демократию, а олигархический нрав — в демократический. Подобно государству (559 Е, 561 Е), совершающему переворот при посредстве извне пришедших сил, человек поддается влияниям со стороны и, вступая в борьбу со старыми влияниями, совершенно изменяет свой нрав. Эти две силы, действующие в нем, противоположны

друг другу; они поднимают в нем восстание, контрвосстание и битву с самим собой, и в результате — юноша изменяется (559 Е, 560 А).
Политический, религиозный и этический планы еще тесно соуживаются там, где существует взгляд на человека как на микрокосм. Платоновский юноша уподобляется не только государству, но и вселенной; он, этически, так же приходит к изменению своего образа мыслей, как государство к новой форме правления, а космос к возрождению. Это акт схватки двух противоборствующих сил, в результате которой старое начало становится новым; ‛смута’ переходит в ‛гармонию’ и ‛мир’. Но об этом знали давно и Гераклит, и Эмпедокл, и Гезиод, когда говорили о Распре, Ненависти и Войне, как о злой Эриде, движущей мир в сторону разрушения. Правда, политическими, религиозными и этическими стали все эти системы впоследствии, в понятийной мысли; первоначально это чистая эсхатология, в которой потенциально заложены предпосылки права, морали, философии, религии, науки и литературы.

3

Замечательно и начало Политии, и ее конец. Открывается трактат о государстве постановкой проблемы справедливости и правды. Среди беседующих — представители двух противоположных начал. Сократ, как всегда у Платона, является заступником праведного мужа и справедливости; несправедливое начало имеет представителем софиста Тpасимаха. Весь* последующий диалог с его моральной установкой доказывает и разъясняет положения Сократа; в нем, строго говоря, больше вопросов этических, чем 

государственных. Но вот и конец. Вся X, последняя, книга ставит проблему бессмертия души. Следовательно, вопрос о совершенном государстве заключен среди нравственно-религиозных проблем: справедливость и бессмертие души. Но это та увязка, которой очень интересуются в преисподней. Бессмертие души зависит от справедливости и правды. В свете этой эсхатологической увязки особое значение получает эпилог Политии. Здесь дается восторженная оценка Справедливости и восхваляется праведник, над которым не имеет силы никакое физическое несчастье потому что он любим богами. Конец книги приходит к ее началу и по содержанию, и формально. Сократ при дирижерской палочке Платона, со всей силой убеждения и умственной страсти подает свой голос за торжество правды и праведного мужа. И вот в виде параболы Сократ приводит рассказ о загробном видении некоего Эра, и этот рассказ, переходя в описание потустороннего мира, становится последовательным, смысловым заключением всего диалога об идеальном государстве.
Эр, принятый за умершего, был уже приготовлен к погребению, когда внезапно ожил и стал рассказывать о том, что он видел на том свете во время своей кратковременной смерти. Его душа, оказывается, очутилась вместе с другими душами у расположенных друг против друга расселин земли и неба. Между этими расселинами сидели судьи, которые отправляли праведных людей направо, вверх, на небо, а несправедливых вниз и налево, под землю. На глазах Эра души одних всходили с земли грязные и запыленные, а с неба нисходили чистые души других. Все они, казалось, совершали далекий путь: путешествие длилось тысячу лет. На лугу они все собирались и беседовали одна с другой.