вещи, уже отрешенной от природы-тотема. Однако, щит Ахилла на самом деле не существует; его изображение – фикция, и она-то именно представляется реалистической. Таков же несуществующий предмет сравниванья в сравнениях. А то, что эпос считает действительностью, воспринимается мифологически. Эпический реализм в том, что лежит вне сюжета; он допускается еще только там, где фикция; для него реальность фантастична, а фантастика реальна.
В лирике реализм, как мировосприятие, полностью побеждает мифотворчество. Пусть он еще элементарен, пусть в нем еще много тем и связей с мифом и культом; но в нем впервые появляется, – не частично, а полностью, – реальная причинность, чувство реального времени. Внимание обращается с внешней природы на внешние предметы, с вещи на человека, на внешние проявления чувств; но еще остается любовь к предметному миру, к овеществленной видимости.

Описание – дитя раннего реалистического сознания. Оно предшествует повествованию, которое рождается из него значительно позднее. Сначала у него вполне самостоятельная функция и оно заменяет, замещает собою рассказ. Позже оно кусками входит в каждое античное произведение, превышая своими размерами и значением всякое европейское описание. В античной литературе оно так и не ассимилируется с сюжетом, в большинстве случаев доминируя над ним или неожиданно его разрывая. Так, например, в одной из самых патетических сцен «Прометея скованного» Эсхила вдруг врывается долгое и для нас утомительное описание будущих скитаний Ио.