венной наполненности. Категория квалификации, наделения предмета качеством, не может появиться до понятийных процессов; а без категории качества нет этики.
Персона ‛скверны’ есть персона ‛смерти’, и больше ничего. Как смерть, она умирает. Умирает — это она рождается: она — жизнь. Смерть скверны сопровождается саркастикой. Это комплекс ‛комических’ метафор, не больше. Видение Феоклимена, будь этика, стало бы настоящим библейским откровением; однако, оно им не стало. И, однако, сам Феоклимен мерцает то как пророк, то как фармак.
Нужно сказать, что позднейшее этическое покрывало над второй частью Одиссеи снимается очень легко. Женихи получают возмездие, Ир получает возмездие; и Терсит в Илиаде получает возмездие. Но это уже эпическая этика, переосмыслившая мифологическую чистую семантику.
Весы в руках Зевса и судьба душ Гектора и Ахилла, Патрокла и Гектора — даже и это не этика, а потому даже и это не эсхатология.
В гомеровских сравнениях реализм ещё совершенно не смешан с комизмом. ‛Комизм’ протекает в верхнем плане богов обособленной, до-реалистической стихией. Сравнения прикреплены только к миру героев. Они, как правило, не прилагаются к богам.
Было бы наивно думать, что боги лишены реализма оттого, что они не люди. Илиада показывает, что они, если говорить правду, люди, но только люди не реалистические. Вообще, не в персонаже дело, кто бы он ни был, а в его осмыслении. Ми
Комментарии: