Комическое до комедии   —   Лист 127

схватки с антагонистической силой; там и тут ещё нет качественной оценки этой злой (в мифологическом смысле) силы. Там и тут полная транспонация подземного героического мира в мир божественный или земной, полностью повторяющий героев, но лишь под углом зрения смерти, переходящей в оживание, в моменты ‛действия’. Нет мифа, нет образа, в котором не было бы этого двойного освещения. В различных метафорах, но в каждом образе, в каждом мифе тотемист передаёт это представление о двух аспектах тотема. Тут, в этом двуедином образе тотемиста, лежит генезис будущей пародии.
Мы присмотрелись к тому, что каждый из богов Илиады имеет героя, за которым стоит, за которого действует и воюет, ссорится с остальными богами. «Я стою возле тебя и берегу тебя!» — говорит Афина Диомеду (5,809); она называет себя «помощницей» Тидея, точней, тем лицом, которое даёт победу, находясь при герое (5,808). Нужно вспомнить Афину, в которой сосредоточена вся действенная мощь Одиссея. Где герою нужно в чём-нибудь проявить себя, на помощь призывается божество. Боги не скрывают, что одни из них — помощники ахеян, другие — троян. Такое заступничество переходит в антагонизм самих богов. В Илиаде каждого героя дублирует бог; всё, что есть активного в герое, вынесено в отдельную стихию богов. Мы привыкли объяснять это тем, что «люди представляли себе все свои душевные и физические движения вызванными присутствием богов или боговдохновеньем». Этo правда, но правда модернизованная. Всякое движение в человеке, вся его активная сторона, имеет своё особое выражение в виде отдельного аспекта, который персонифицируется в богах. Вот почему каждый бог, подобно двойнику, дублирует целое племя, целый коллектив, или группу героев, или своего особого героя.