Комическое до комедии   —   Лист 164

понимает реалистическое, как комическое и как низменное.
Интересно, что здесь же где-то на временной параллели, создаются предпосылки к Пармениду. Ещё совсем не показана и не раскрыта такая, казалось бы, странная связь, как комизма с философией. Она была бы невозможным парадоксом, если б ‛комическое’ не пародировало космогонические мифы, входя в них, как аспект победы ‛жизни’ и рождения новых миров. В этом отношении, Парменид и Аристофан вовсе не несоизмеримые величины. В космогониях, циркулировавших, конечно, и до элеатов, реальное считалось мнимым. Философы занимались проблемами созидания космосов, уничтожения и появления новых миров, но не самым реальным миром, который до софистов никого не интересовал. Можно и в философских космогониях показать агоны правды и кривды (Парменид), созидательной и разрушительной силы (Эмпедокл), смерти и нарождения, то есть всё то, что потом становится структурой древней комедии. Совпадение понятий ‛реального’ с ‛мнимым’ вполне закономерно для сознания, которое отождествляло ‛бытие’, ‛истину’, всё ‛подлинное’, настоящее, с ‛тем светом’, а ‛этот’ принимало за нечто ‛кажущееся’, за фантом, лишь структурно напоминавший об ‛истинно-сущем’. Философия элеатов (да и платонизм, и позднейший европейский идеализм) была бы невозможна, если б космогонии не имели своего сопровождения в пародии, во втором аспекте мифа, в образе ‛смерти’ как псевдо-жизни. Если б в системах элеатов была этика, и если б кажущееся одерживало верх над истиной, если б не мировая Дика торжествовала, а мировая Гибрис, — получилась бы комедия. Но всё мнимое в космогонии досталось