песне Илиады есть характерное место: Гомер описывает, как к Фетиде приходят ее сестры.
37 к ней собирались богини,
Все из моря глубокого сестры ее, Нереиды:
Вдруг Кимодока явилась, и Талия нимфа, и Главка,
Спея, Несея, и Фоя, и Галия, светлая взором;
Вслед Кимофоя спешила и с ней Лемнория, Актея,
Нимфа Мелита, Иера, Агава, за ней Амфивоя,
Дота, Прота, Феруза, Оризия и Амфинома;
Каллианира пришла, Дексамена с младой Динаменой;
Нимфа Дориса, Панопа, краса нереид Галатея,
Нимфа Нимерта, Апсевда и нежная Каллианасса;
Там и Климена была, Ианира с младой Ианассой,
Мера и с ней Амафея, роскошноволосая нимфа, -
Все из моря глубокого сестры ее, Нереиды.
Архаическое описание орудует одним перечислением собственных имен. Эта поразительная наполненность греческой эпической поэзии именами, каталогами, генеалогиями объясняется ранней стадией сознания, схватывающего одни пространственные признаки и тем описывающего предметы. Плоскост

ный ряд имен означает собрание людей или богов, идущих рядами с повернутой к зрителям головой, как на античных барельефах, не знающих перспективы. Так описывается собрание девушек и в Гимне к Деметре:
417 Все мы, собравшись на мягком лугу, беззаботно играли.
Было нас много: Левкиппа, Ианфа, Файно и Электра,
Также Мелита и Яхе, Родеия и Каллироя,
Тиха, Мелобосис, и цветколикая с ней Окироя,
И Хризеида с Акастой, Адмета с Янирою вместе,
Также Родопа, Плуто и прелестная видом Калипсо,
С ними Урания, Стикс и приятная всем Галаксавра,
Дева-Паллада, к сраженьям зовущая, и Артемида
Стрелолюбивая, – все мы играли... и т.д.
В Гимне к Аполлону Делосскому то же перечисление имен, но уже не людей, а местностей; оно должно означать описание странствий Латоны.
30 Родами мучаясь, Крит посетила Лето и Афины,
Остров Эгину, Евбею, – страну моряков знаменитых, -
Морем омытый кругом Пепареф и Пейреские Эги,

Также Фракийский Афон, Пелиона высокие главы,
Самофракию и тенью покрытые Идские горы,
Скирос, Фокею, крутые высоты горы Автоканы,
Благоустроенный Имброс и Лемнос трудно-подступный,
Эолиона Макара обитель, божественный Лесбос,
Хиос, тучнейший из всех островов, расположенных в море,
И каменистый Мимант, и высокие главы Корика,
Кларос блестящий, крутые высоты горы Эсагеи,
Самос, богатый водою, высокие главы Микале,
Коос, город людей меропийских, Милет и высоко
Вверх возносящийся Книд, и Карпаф, от ветров не закрытый,
Рению, остров с землей каменистой, и Наксос, и Парос.
Такое же перечисление географических имен, наделенных эпитетами, в Гимне к Аполлону Пифийскому; оно означает и тут описание путешествия.
243 Дорогу свою совершая,
Судно в Арену пришло, в Аргифею, приятную видом,
В Фриос на броде Алфейском и славные зданьями Эпи,
Дальше – в песчанистый Пилос, к родившимся в Пилосе людям.
Круны потом их корабль миновал, и Халкиду, и Диму,

Мимо Элиды священной прошел он, – державы Епейцев.
Зевсову радуясь ветру попутному, Феры покинул.
И показались вдали из-за облак утесы Итаки,
Следом – Дулихий, и Саме, и Закинф, покрытый лесами.
Современный писатель, описывая путешествие, непременно остановился бы на местности, которую считал бы нужным упомянуть, и как-нибудь ее охарактеризовал бы. Древний эпический поэт описывает тем, что перечисляет. Кроме имен, он пользуется еще эпитетами, у которых роль единственных характеристик-определений. По-русски, в переводе, это не чувствуется; в греческом же оригинале все эти «приятная видом», «славные зданиями», «покрытый лесами» – стоячие эпические определения в форме прилагательных или причастий, окаменелые короткие эпитеты («лесистый», «приятная» и т.д.), неизменно сопутствующие, как стоячая маска, названиям городов. Эти имена с эпитетами, следующие друг за другом в виде длинной ленты или фигур, идущих одна за другой в профиль по плоскому барельефу, композиционно связанных между собой

соприкосновением рук, – эти ряды имен и эпитетов безглагольны и атемпоральны, подобно сравнениям. Поэт перечисляет, потому что его сознание хорошо улавливает состояния предметов, но не их изменение во времени; он мыслит пространственно, предметами и вещами, и, вместо движения, дает передвижку. Описание Гомера пользуется только рядами существительных и прилагательных. Это или последовательное перечисление – или показ одного предмета посредством другого: толпы, как волны, речи, как бури, человека, как животного. Сравнения и перечисления – древнейшие формы описания, еще атемпоральные, без восприятия временного движения; длительность понимается протяженно и заполняется длинной лентой имен или деталей.

4.
В XVIII песне Илиады есть знаменитое описание щита Ахилла (478 слл.). Оно сделано реалистически – описываются картины городской и сельской жизни, суд, брак, кража, война, пастбище, жатва, сев, сбор винограда, охота, хоровод. Однако, это реализм описания не самого города с его разнообразной жизнью, а города и села, выкованных богом Гефестом на щите

Ахилла. Мифический щит, сработанный божеством, описывается реалистически. На фоне Илиады, где действуют боги и сверхъестественные существа, на воинственном фоне Илиады эти мирные урбанистические и аграрные картины поражают диссонансом. Поражает и реализм. Если все песни Илиады представляют собой смесь мифизма и реализма, то описание щита Ахилла вполне реалистично; это единственное место во всем греческом эпосе (выключая сравнения), где действующими лицами являются люди, где картины носят жанровый характер, земной, обыкновенный, вполне реальный. В древности такие описания изображений искусства (картин, статуй, вытканных и выкованных художественных вещей) назывались экфразой. Такие экфразы принято считать сознательным приемом опытных в риторике писателей, вроде Филострата или Ахилла Тация. Однако, экфраз больше, пожалуй, в фольклоре, чем в греческой литературе, где их подозрительно много. В фольклоре многочисленны случаи описания щитов, шлемов, живых пуговиц, механических птиц, деревьев, садов и целых царств. С одной стороны, описываются

неодушевленные предметы, искусно изготовленные в виде живых. С другой стороны, сюда относятся и живые предметы, сделанные искусственно. В былине о Соловье Будимировиче дружина Соловья строит в несколько часов «снаряден двор в вишенье, в орешенье»:
Три терема златоверховаты,
Да трои сени косящатые,
Да трои сени решетчатые.
Тут же дается и описание их украшений:
Хорошо в теремах изукрашено –
На небе солнце, в тереме солнце,
На небе месяц, в тереме месяц,
На небе звезды, в тереме звезды,
На небе заря, в тереме заря –
И вся красота поднебесная.
С этим чудесным домом в саду Запавы я сравнила бы волшебный сад из Декамерона Боккаччио (Х 5). Дианора требует от влюбленного в нее юноши, чтоб тот создал в январе майский сад – «с зеленой травой, цветами, с деревьями, покрытыми густой листвой». И вот зимой, во время сильных морозов,

волшебник «устроил на лугу подле города чудный сад, с зеленой травой, деревьями, покрытыми листвой, с майскими цветами и осенними плодами. Люди, видевшие этот сад, находили, что лучше его трудно себе что-нибудь представить. Ансальдо был в полном восторге; он велел собрать самые прелестные цветы и плоды из волшебного сада и тайно послал их в подарок Дианоре...» и т.д. (пер. Трубачева). Эти искусственные терема и сады отводят к сказочным царствам, морям, лугам и дворцам, появляющимся по одному мановению. Так же волшебно появляется и щит Ахилла, выкованный в огне божеством; все, что на нем изображено, точно настоящее, точно живое. Отсюда – и кажущаяся реалистичность самого щита; однако, и в сказке, и в былине, и в новелле все чудесные вещи подаются именно, как настоящие; реальность – самая основная черта волшебства. И экфраза всегда прибавляет о всякой описываемой картине или вещи: это так реально сделано, словно ты видишь своими глазами живую вещь.
В битве, как люди живые, они нападают и бьются
– говорит Гомер о металлических воинах на щите Ахил