Дал по горам рассеяться; волки едва их завидят,
Быстро напав, раздирают бессильных и трепетных тварей, —
Так на троян нападали ахейцы.
Это сравнение, не басня. Но стоит обобщить данный конкретный, единичный случай, стоит внести в него качественность, — и получится басня: «Неопытный пастырь дал своему стаду рассеяться. Свирепые волки, едва завидели это, и разодрали стадо». Не нужно нравоучения, — оно возникает само собой из обобщения: вот так всегда бывает, когда начальник неопытен. Торжество свирепых хищников — это торжество качественно-злой силы, гибрис. За басней, как в активной части сравнения, всегда стоит какой-то мир человека, к которому прилагается звериный, космический или растительный мир, одетый всегда в бытовизм; и в басне два плана, из которых один — реальный, другой — сказочный (говорящие звери, вещи, стихии), в генезисе — мифический, причём и в басне один план транспонирует другой, выражается и воспринимается сквозь другой, от него неотделим и представляет собой лишь иную его форму. Но в сравнении реалистическое выражает миф, в басне наоборот: сказка — форма реалистического.
Как басня ни была бы серьёзна в своей дидактике, она всегда комична. Отныне признаком комического служит победа кривды.
Именно такой, понятийный, этический комизм закрепляется в драме VI века, как другой аспект, активный, к пас
Комментарии: