вместе с ‛судом’, всякой космогонии. Один псевд за другим приходит получать свою ‛долю’; в мифологическом, до-этическом, плане это ещё не ‛судьба’, а часть закланного животного, того тотема, той ‛правды’, которая временно и мнимо побеждена ‛хвастунами’. Но в комической пародии всё мнимо, и ‛псевды’ получают ‛долю’ палочных ударов и брани; они изгоняются, как всякие фармаки.
В шутовских космогониях шутовские боги правят временными шутовскими царствами; тут разыгрываются мнимые мистерии, мнимые «священные» браки, возводятся основания мнимых государств и городов. Персонаж этих «гибристомахий» и «гибристогоний» состоит из ‛стариков’, воплощений ‛смерти’, которые вступают в борьбу со своими ‛сыновьями’. Если в настоящих космогониях сыновья свергают своих отцов, то в шутовских — отцы свергают своих сыновей. Они лже-мессии лже-царств, лже-учители, лже-поэты, лже-правители. Мнесилохи — лже-женщины, Лизистраты и Праксогоры — лже-мужчины. Каждый из них изображается в виде ‛одержимого’: как Филоклеон болен сутяжническим зудом, так каждый герой неистово желает только одного чего-нибудь. Преувеличение и шарж получаются оттого, что персонаж однолинеен, наполнен только одним содержанием, совершенно статичным и не имеющим никаких нюансов. Люди это или герои, животные или чудовища? Это как раз мифологические ‛люди’, фантастические существа неведомой природы, но не живые, а умершие, слепок с живых, с ‛богов’, но без ‛света’. Это ‛тень’ жизни, её ‛другая’ сторона, существо без подлинности, кото
Комментарии: