|
В «Физиологе», таким образом, мы видим описание рыб, птиц и зверей в форме символической, иносказательной, нравоучительной. Эти описания входят в состав космогоний, рассказывающих о происхождении мира, моря, небес. С одной стороны, это идет фольклорная линия к удивительным рассказам, оставленным нам античностью, начиная с тех же логографов, через Геродота (ср. его описание Феникса1) к разным «Удивительным историям» Флегона, Аполлония, Антигона, которые прибавляют сюда, – вполне закономерно! – предсказания погоды, воскрешение мертвых и пр. (Rerum natural. script. graeci minor, ed. Keller, 18772). Эта фольклорная линия плетется через всю греческую литературу и оседает в «Геопониках»3. Она, примерно, такого рода: «О физической симпатии и антипатии. Зароастра. Много в природе имеется сочувствующего и противодействующего друг другу, как говорит Плутарх во 11 книге своего “Пира”. Узнай же, что бешеный слон становится кротким, когда на него посмотрит баран, и что он трепещет от голоса поросенка. Дикий бык успокаивается и укрощается, привязанный к смоковнице... Памфил в книге “О природе” говорит, что у лошадей, наступивших на волчьи следы, цепенеют ноги... Волк, посмотрев на человека, лишает его силы и голоса, как говорит Платон в своих “Государствах”; но, будучи увиден первым, сам волк становится слабым. Лев, наступив на листья дуба, цепенеет; боится он и петуха, и голоса его; и, если его увидит, убегает... Коршуны погибают от запаха мирты. Змея умирает, если на нее упадут листья дуба... Саламандра, худшее животное, рождается из огня и в огне живет, не сгорая в пламени. Быки, если им намазать ноздри розовым, помрачаются. Козел не убежит, если отрежешь ему бороду» (Geopon. 16, 1).
1 О священной птице Феникс см.: Геродот. История, II, 73.
2 Фрейденберг перечисляет трех из примерно двух десятков греческих «списателей чудесем», парадоксографов. Это Флегонт из Тралл (II в. н.э.), написавший «Удивительные истории» – компиляцию невероятных случаев и фактов; Антигон из города Кариста на о-ве Эвбее (III–II вв. до н.э.), автор «Свода невероятных рассказов» (Ἱστοριών παραδόξων συνααγωγή); Аполлоний-парадоксограф (II в. до н.э.), автор «Невероятных историй» (Ἱστορίαι Θαυμάσιαι). См.: Rerum naturalium scriptores graeci minores / Recensuit Otto Keller. Lipsiae: In Aedibus B.G. Teubneri, MDCCCLXXVII [=1877].
3 См. выше прим. 8
|
|
|
Сюда же идут фольклорные рассказы о «симпатии» различных частей сотворяемого мира, как те, например, что издал Питра («Из Гарпократиона Александрийского о силах природы у животных, растительности и у камней», Analecta sacra et classica II, 292 sqq.1) или на которые указал Рейтценштейн (книга о природных силах симпатий и антипатий в Paris. graec. 2419 fol. 250 V, Reitz. Poim. 2592). С другой стороны, фольклорные рельсы тянутся в народный календарь, где свойства и поведение зверей ставятся в связь с прогностикой погоды, — как свойства и поведение людей в фольклорной этике ставятся в связь с урожаем и общим плодородием. Например, в «Фэноменах»3 Арата: «Часто озерные и морские птицы, войдя в воду, ненасытно плещутся, или ласточки быстро летают долгое время вокруг озера, ударяя животом о воду, или, еще лучше, из воды кричат отцы головастиков, или каркает, воя, рано утром одинокая ворона...» и т.д. (Arat. 942 sqq.4, ср. Verg. Georg. I, 3515): это все приметы погоды. Цицерон смеется над словами Арата, что грустное пение на заре долгоносика предсказывает грозу, а когда ворона бродит у реки и погружает в воду голову, то это означает бурю (Cic. De divin. 13–146).
III
38–41 главы «Иова» дают любопытную смесь космологии и «физиолога». Я уже приводила гл. 38, как образец космической утопии. Она состоит из вопросов-загадок, осложненных состязанием, диалогом между Богом и Иовом: кто положил меру земле? Кто затворил море воротами? Кто проводит протоки для излияния воды? И так дальше. Но уже с конца гл. 38-й начинается часть «Физиолога»: «Ты ли ловишь добычу
1 Pitra J. B. Analecta sacra et classica spicilegiosolesmensi parata. Parisiis – Romae, 1891. Vol. II. P. 292 sqq.
2 Reitzenstein R. Poimandres. Studien zur Griechisch-Ägyptischen und Frühchristlichen Literatur. Leipzig.: Teubner, 1904. S. 259.
3 Современное название этой поэмы «Явления» или «Небесные явления».
4 Арат. Явления, ст. 942 сл.
5 Вергилий. Георгики, I, 351.
6 Вергилий. Георгики, I, 351.
|
|
|
львице... Кто приготовляет ворону корм? ...» и т.д. Глава 39-я уже вся отдана вопросам и ответам о нравах и чудесной природе коз, осла, единорога, павлина, страуса, коня, ястреба, орла; а главы 40–41 описывают в необычайных выражениях бегемота и левиафана. Это чудовище носит совершенно космические черты: «...от его чихания показывается свет; глаза у него, как ресницы зари; из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры, из ноздрей его выходит дым... дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас... Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь...» «Нет на земле подобного ему... он царь над всеми сынами гордости» (41, 10–26). Этот диавол – мировой змей, боровшийся с Богом и побежденный им (Ис. 27, 1; Пc. 73, 141).
По библейскому физиологу особенно ясно видно, что эта фольклорная зоология является частью фольклорных космологий. Как наши старые знакомые, перед нами дефилируют иносказание и нравоучение. И можно поверить псевдо-Соломону, когда он уверяет, что Бог даровал ему «познать устройство мира и действие стихий... природу животных и свойства зверей» (Прем. Сол. 7, 17–202). Космогония, как мы ее знаем по двум первым главам Бытия, состояла в рождении дня и ночи, неба-земли-моря, растений, светил и животных. Человек – самое последнее изделие Бога; до него создаются птицы, рыбы и звери. В библейской космогонии звери находятся в общем генетическом контексте с растениями и людьми, но и с космосом. В библейской. Зато в греческой космогонии дело обстоит яснее. Платон говорит в
1 Исайя 27: 1; Псалом 73: 14.
2 Премудрость Соломона 7: 17–20.
|
|
|
«Тимее», что космос, начав существовать, получил бытие в виде одушевленного и разумного животного (30b); и дальше, что из всего видимого мира Бог создал единое животное, которое и заключало в себе все живое (30d). Ничего уже нет страшного в том, чтоб сказать, что все наши звери – тотемистическая форма самого космоса; оттого во время Крона сытые и богатые изобилием люди беседовали со зверьми и передавали им свои сказания (Pl. Polit. 272 bc1); ведь нужно же было объяснить, почему первыми персонами сказки, басни и притчи являются не люди, а звери!
Вот тут-то было бы хорошо вспомнить Прометея и его собратьев по крови и по профессии, титанов: эта вся семья разрывала космос в виде быка, назывался ли он Загреем или нет2. Конец света и нарождение новых миров совершались через разрывание (поздн
eacute;й, разрушение, распад) зверя-космоса, тотема-вселенной. Что же удивительного, что персонажем космолого-эсхатологических сказаний являются звери? Это настолько законно, что можно выразиться решительней: звери являются персонажем именно космолого-эсхатологических сказаний.
Теперь легче сказать, что все звери, как и все космосы, наделяются двуединым значеньем ‛света’ и ‛анти-света ’, жизни-смерти. Это среди зверей-то и происходят первые рукопашные, поздн
eacute;й — споры, распри, «прения»... Один зверь побеждает в схватке – это светлый, солнечный зверь, небо; другой, анти-зверь, побежденный, разрывается или сбрасывается в преисподнюю – все эти драконы, апокалиптические «звери», козлы отпущения и пр. виды будущего дьявола и антихриста – хищные птицы, мыши летучие, гады
1 Платон. Политик 272 bc.
2 Загрей – божество критское, возможно догреческое, этимология его имени неясна. В орфической традиции, подхваченной неоплатонизмом, миф о нем стал основой мифологической антропологии: сын Критского Зевса-змея и Персефоны, Загрей – или прото-Дионис – был растерзан титанами, посланными ревнивой Герой. За это титаны испепелены Зевсом, а из праха титанов, пожравших бога, был сотворен человек, в котором, таким образом, соединены две природы: титаническая и божественная, агрессивное начало и невинная страдательная природа жертвы. Орфико-неоплатоническая разработка этизирует архаический образ мира как разрываемого на части зверя (в терминологии Фрейденберг, «тотема») и добавляет «понятные» мотивировки (например, ревность Геры). В «Поэтике сюжета и жанра» концепции архаической жертвы в связи с первобытным мировоззрением и образу мира как разрываемого зверя, которому «причащаются» участники ритуала, Фрейденберг посвятила раздел «Метафоры ‛еды’» и главку «Обряды разрывания». Современный авторитет в области греческой религии Вальтер Буркерт связал образ «спарагмоса», растерзания, Загрея с древнейшими охотничьими жертвенными ритуалами и во многом повторил эти мысли в ставшей знаменитой книге «Homo necans» (Burkert W. Homo necans. Interpretationen altgriechischer Opferriten und Mythen. Berlin: De Gruyter, 1972. S. 8 ff., 142).
|
|
|
(у греков диким зверем рисуется сама преисподняя, Аид, Norden, Aen. VI, 2071). Уничтожение космоса осуществляется во временном торжестве хищников; скандинавская эсхатология называет это «временем волка». В эсхатологическом фольклоре миры представляются зверьми, – например, четыре зверя в видении Даниила, соответствующие четырем мировым царствам и четырем возрастам мира (Ed. Meyer, Urspr. d. Christ. II 194 sqq.2; Doren, 1733); вселенная изображается в этом фольклоре, как огромная птица. Египтянин, для которого природа была и осталась зверем, принял бы это очень спокойно. Да, так птица Страфил, с головой до неба (тут хорошо было бы вспомнить гомеровскую Эриду4!), держит под своим крылом мир, и когда она встрепенется, наступит конец света. За высокой золотой стеной стерегут у филистимлян эту птицу; она громко стонет, выбиваясь из тяжких оков, и ей три тысячи лет мучиться до суднего дня (А.Н. Веселовский, Солом. и Кит. 284 слл., Кирпичников, О Страфиле, ЖМНП 1890, VI5). Ее приковывают, как Прометея! Разрушение мира возвещают в Эдде три петуха вселенной – золотой в раю, огненно-красный на земле, бледный в преисподней. Но что же происходит после разрывания и распада мирового зверя? Нарождается новый. Дикие, хищные звери умирают, а новая вселенная представляет собою мир всех животных. Филон уверен, что произойдет победная битва с дикими зверьми, которые сделаются ручными, – и тогда хищники укротятся, ядовитые гады потеряют яд, морские чудовища станут покорны (De praem. et poen. 15 sqq., De exsecrat. 8 sqq.6; Geffсken, Die Hirten, 334 sqq.7).
Эта же мысль в IV эклоге Вергилия:
1 Aeneis Buch VI / P. Vergilius Maro; Erkl ärt von Eduard Norden. 2. Aufl. Leipzig; Berlin: B.G. Teubner, 1916.
2 Meyer E. Ursprung und Anf änge des Christentums. Bd. 2. Stuttgart, Berlin: J.G. Cotta, 1922. S. 194 сл.
3 Doren A. Wunschräume und Wunschzeiten // Vorträge der Bibliothek Warburg 1924–1925. Liepzig, Berlin, 1927. Bd. IV, 4. S. 173.
4 Фрейденберг имеет в виду стихи из «Илиады» (IV 440–443, пер. Н. Гнедича):Ужас насильственный, Страх и несытая бешенством Распря,Бога войны, мужегубца Арея сестра и подруга:Малая в самом начале, она пресмыкается; послеВ небо уходит главой, а стопами по долу ступает.Ἔρις означает «распря», «спор», «брань», «ссора», «состязание». По Гесиоду, Эрида принадлежит к первозданным космогоническим силам, стихиям: она – дочь Ночи и внучка Хаоса.
5 Веселовский А. Н. Собрание сочинений. Т. 8, вып. 1. Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине. Петроград: «Госиздат», 1921. С. 284 сл.; Кирпичников А. Д. К вопросу о птице Страфил // Журнал Министерства народного просвещения. 1890. № 6. Птица Стратим или Страфил(а) (а также Стрефея, Страфель, Естрафил и др.) – передача греч. στρουθός – воробей; большой στρουθός – страус. В «Голубиной книге» Страфила названа матерью всех птиц. Это космическая птица, обитает посреди океана, прячет под крылом солнце или даже весь мир, взмахи ее крыльев могут вызвать бурю, она возвещает начало дня. В сказании о Соломоне и Китоврасе птица, которая стережет шамир, раздробляющий самые твердые камни, это птица ноготь, что соответствует нагар-туре талмудического рассказа. В духовных стихах о Егории Храбром птица Нага, Нога, Ногайщина, Чер-ногарь, Черногон чередуется с другим прозвищем той же птицы: Острафил, птица Острафильская, Стратим (Веселовский А.Н. Указ. соч., с. 245–248).
6 Филон Иудейский. О наградах и наказаниях, 15 сл.; его же. О клятвах, 8 сл.
7 Geffcken J. Die Hirten auf dem Felde // Hermes 49 (1914), S. 334 сл.
|
|
|
21. Сами домой понесут молоком надутое вымя
Козы: не станут стада и львов огромных бояться.
24. …Сгинет также змея, и трава с предательским ядом
Сгинет.
У Исайи это выражено не менее классически:
«Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи» (11, 6–8).
Здесь же, у Исайи, царство мира и процветания выливается в форму животного богатства: «Множество верблюдов покроет тебя, дромадеры1 из Мадиама и Ефы; все они из Савы придут, принесут золото и ладан и возвестят славу Господа. Все овцы Кидарские будут собраны к тебе, овны Неваиофские послужат тебе» (60, 6–7).
Конечно, ‛мир’ всегда передается в образах достатка и обилия; но здесь ведь, первоначально, заложен образ мира людей и животных, образ животной Эйрены, которая у Исайи еще внятно носит форму ‛животного племени’. Раскаявшийся, ставший праведным, Израиль покорит бесчисленные племена, — животных.
IV
В самом деле, вернувшийся с того света Эр рассказывал людям, что видел там два типа зверей: праведники были ручными животными, а нарушители – хищными (Pl. Rp 620а sqq.2).
1 Дромадер – одногорбый верблюд, домашнее животное, дикий предок которого вымер.
2 Платон. Государство 620а сл.
|
|
|
Да разве этот пророк посмел бы сказать иначе, раз он был уверен, что все пророки и «богословы» тоже видели на том свете зверей-праведников и зверей-беззаконников?
Эсхатологический персонаж, соответствующий Правде и Кривде, имеется и среди зверей. Греция, выразительная во всем, выразительна до предела и здесь. Так, сама Дика, наша старая Дика, это воплощение Правды, этот демиург, сама Дика не скрывает своего звериного происхождения. Но и это сказано недостаточно. Нужно добавить: Дика сохраняет черты и зверя кроткого, и зверя-хищника1.
Да, с одной стороны, она жеребенок, юное животное вообще; с другой – она конкретный хищник, волк и львенок (Soph. fr. 5982, Pind. P. II 1553, Aesch. Ag. 7244. Cp. Harrison, Themis 3, 516 sqq.5). Значит, в охотничью эпоху это зверь, еще не имеющий пола; о космических чертах Дики-воды, огня и преисподней я говорила в своем месте. Позже это женщина типа «владычицы зверей» или «охотницы», которая покровительствует зверям и появляется со звериными атрибутами (ср. Деву-Дику и деву-Артемиду). Занятно и то, что Эври-дика является женой Орфея: ведь Орфей, главный орфический герой, умирает смертью Загрея-быка, разорванный на части. И в орфическом-то фольклоре как раз Дика считается творцом миров! Так супружеская пара и получается: Загрей и Дика, оба в форме зверей, или Орфей и Эвридика!
Но Правда или Правота, как женское соответствие праведного зверя, демиурга и космоса, имеется и в апокалиптике. Два зверя здесь должны существовать, хищник и кроткое животное. Так оно и есть. Агнец, ягненок живет на
1 Фрейденберг зачеркнула в рукописи следующее предложение: «Чего же требовать больше от женщины?».
2 Софокл. Фрагмент 598 // Tragicorum graecorum fragmenta / Recensuit A. Nauсk. ed. Secunda. Lipsiae: Teubneri, MDCCCLXXXIX (=1889). P. 274–275.
3 Пиндар. Пифийские Оды, II, 155.
4 Эсхил. Агамемнон, ст. 724.
5 Harrison J.E. Themis: a Study of the Social Origin of Greek Religion, with an Excursus on the Ritual Forms preserved in Greek Tragedy/ by G. Murray and a Chapter on the Origins of the Olympic Games, by F.M. Cornford. Cambridge: Cambridge UP, 1927. P. 516.
|
|
|
небе среди праведных животных, старцев и ангелов. Он сражается со зверем-змеем и одерживает над ним победу (Ap. Jo. 5, 12; 17, 141). Этот агнец, сам закланный, здесь являет собою образ праведного царя, Дику-зверя, того мирового справедливца, который спасает от уничтожения вселенную. В «песне агнца» поется: «Велики и удивительны дела твои, Господь Бог всесилен; праведны и правдивы пути Твои, Царь племен»2 (15, 3). Олицетворение Дики, права и законности, агнец творит суды, которые «правдивы и праведны» (16, 7; 19, 2); он «верный и правдивый, и в справедливости судит и воюет» (19, 11). Он «праведен» (16, 5), «правота» его явлена (15, 4); враждебная ему сила – неправота, несправедливость, беззаконие. «Неправый пусть творит несправедливость еще... и праведный пусть творит справедливость еще...» (22, 11). Вот у этого-то самого праведного зверя и есть жена, которая «одета в правоту» (19, 8) – самая настоящая Дика...
Итак, ему, ягненку, воплощению правды и права, противостоит зверь-беззаконник, неправедный, мировой обидчик и нарушитель правды.
Каковы между ними взаимоотношения? У них мировая борьба, распря, тяжба и суд.
Да, суд, страшный суд занимает в животной эсхатологии огромное место. Даже в быту звериные суды задерживаются на все средневековье: животных судят, как настоящих подсудимых, по всем правилам человеческих законов. В фольклоре создается особый жанр звериных, птичьих, рыбьих судов, и этим пользуются и басня, и сатира с полным генетическим основанием.
1 Откровение Иоанна Богослова 5, 12; 17, 14.
2 Перевод отличен от Синодального.
|
|