Костенко (Глазырина) Н. Ю. Проблемы публикации мемуарного и эпистолярного наследия ученых: по материалам личного архива проф. О. М. Фрейденберг
Глава 3. Раздел 2
Анализ публикаций
В археографической практике установилось несколько этапов работы по опубликованию мемуарных источников:
1. Выявление мемуарных источников
2. Отбор мемуаров
3. Выбор основного текста для печати
4. Передача текста
5. Археографическое оформление
6. Научно-справочный аппарат
Анализируя различные публикации воспоминаний Фрейденберг, характерными чертами которых являются отбор текста по тематическому признаку, фрагментарность публикуемых текстов по отношению к первоисточнику и скромный научно-справочный аппарат, хотелось бы остановиться на следующих вопросах: принципы отбора публикатором текста воспоминаний, характер купюр и передача текста, а также на особенностях их научно-справочного аппарата.
Проблема выбора основного текста для печати в данном случае не стоит, так как имеется только один вариант текста (оксфордский подлинник) без черновиков и 4 экземпляра машинописных копий, сделанных около 20-ти лет назад (два из них находятся в личном архиве), причем большинство публикаторов пользовались именно машинописью, так что расхождения в источниках текста не могло быть.
На мой взгляд, целесообразнее рассматривать не каждую публикацию отдельно, а все вместе по перечисленным выше пунктам, что должно обеспечить наглядный сравнительный анализ. Но сначала обозначим объекты исследования.
Существуют четыре основные публикации Записок:
1. Борис Пастернак. Переписка с Ольгой Фрейденберг / под ред. И с коммент. Э. Моссмана. N. Y.: Harcourt Brace Jovanovich, 1981. VII, 377 с.
2. Будет ли московский Нюрнберг? : (из записок 1946–1948) / [публ. Ю. М. Каган] // Синтаксис. Париж, 1986. №. 16. С. 149–163.
3. Осада человека / публ. К. Невельского [Ю. М. Каган] // Минувшее: исторический альманах. Paris: Atheneum, 1987. Вып. 3. С. 9–44. Репринт. изд.: М.: Прогресс: Феникс, 1991.
4. Университетские годы /предисл., публ. и коммент. Н. В. Брагинской // Человек. 1991. № 3. С. 145–156
К ним стоит добавить варианты издания переписки Ольги Фрейденберг с Борисом Пастернаком, отличающиеся объемом переписки и научно-справочным аппаратом:
5. Борис Пастернак — Ольга Фрейденберг. Письма и воспоминания / предисл., публ. и сост. Е. В. Пастернак, Е. Б. Пастернака, Н. В. Брагинской // Дружба народов. 1988. № 7–10.
6. Переписка Бориса Пастернака / вст. ст. Л. Я. Гинзбург; сост., подг. текстов и коммент. Е. В. Пастернак и Е. Б. Пастернака. М.: Худож. лит., 1990., и, кроме того:
7. Н. Я. Марре. / предисл. И. М. Дьяконова; публ. и примеч. Н. В. Брагинской // Восток–Запад: Исследования. Переводы. Публикации. М.: Наука, 1988. С. 181–204.
Принципы отбора текста воспоминаний, характер купюр и передачи текста
Принцип отбора текста, как уже говорилось выше во всех публикациях тематический. Родившись в конце XIX века и прожив хотя и не очень долгую, но сложную и интересную жизнь, Фрейденберг была свидетелем и описала благодаря значительному литературному таланту и присущему ей с детства внутреннему чувству истории, столько событий, что можно назвать, наверное, еще несколько десятков тем ее Записок, которые могли бы рассчитывать на публикацию. Но в одних рассматриваемых нами изданиях обозначенная публикаторами тема жестко диктует принцип отбора текста и, таким образом сильно его деформирует, а в других служит лишь элементом ограничения в огромном объеме Записок.
К примеру в издании «Борис Пастернак. Переписка с Ольгой Фрейденберг.» Это издание, обязанное своим появлением прежде всего интересу к личности Бориса Пастернака, не избежало естественного «пастернакоцентризма» – Фрейдеберг совершенно не была известна на Западе и поэтому центром книги быть не могла: для западного читателя она всего лишь двоюродная сестра большого поэта, с которой на протяжении 44 лет шла переписка «исключительная по соизмеримости духовной высоты обоих корреспондентов»1, но все же стоящая в ряду других адресатов большого поэта. Инициатива подготовки переписки как книги принадлежит Е. Б. Пастернаку2, так что акцент ее очевиден и понятен (интересен тот факт, что в каталоге Библиотеки Конгресса США рядом с длинным перечнем книг Бориса Пастернака, в большом количестве поступавших и поступающих в библиотеку, первая книга Фрейденберг – «Поэтика сюжета и жанра. Период античной литературы», изданная в Ленинграде в 1936 г., появилась только в 1973–77 гг. и то в виде микрофильма). Отрывки из Записок вставлены между письмами и по замыслу составителей «восполняют собой пробелы в переписке и создают исторический фон для переписки брата и сестры»3.
Все, что касается передачи текста Фрейденберг, кроме, собственно, ее писем, не выдерживает критики. То, что отрывки из Записок выполняют вспомогательную роль, позволяет составителям слишком вольно обращаться с текстом. Это недопустимо даже в таком популярном издании, каковым является издание переписки. Отрывки не только сокращены без указаний купюр, но и сильно изменен авторский текст (сокращен и упрощен). Здесь, правда, надо оговориться – отрывки из Записок, помещенные между письмами, используются двояко: относящийся к Пастернаку текст печатается полностью (в пределах отрывка – без купюр), а из отрывков о Фрейденберг вычленяется в основном событийная часть и вносятся необходимые для сохранения связности текста изменения. Все, что относится к лирическим отступлениям Фрейденберг, а так же к событиям ее жизни, по соображениям объема или содержания не уложившимся в переписку, сокращается, а иногда переносится в комментарии, где текст тоже подвергается значительным изменениям.
В следующем издании переписки Фрейденберг с Пастернаком в «Дружбе народов» и в книге «Переписка Бориса Пастернака» была сохранена первоначальная структура нью-йоркского издания переписки, однако, в публикации «Дружбы народов» произведен несколько иной отбор писем, тексты которых заново сверены с оригиналом. Но принципиальных изменений в текст публикации внесено не было – сокращен только ее объем за счет исключения ряда писем и соответствующих им отрывков из Записок.
Не подвергшиеся влиянию имени Бориса Пастернака издания Записок «Будет ли московский Нюрнберг? (из записок 1946–48 гг.)" и «Осада человека», не менее ярко иллюстрируют диктат темы, или, точнее, концепции, сложившейся у публикатора. «Синтаксис» и «Минувшее», где вышли эти публикации, – исторический журнал и исторический альманах, издававшие материалы по русской истории, которые по политическим причинам невозможно было опубликовать в России, иначе говоря издания, по характеру диссидентские. А Записки Фрейденберг (особенно в военной и послевоенной их части) просто находка для подобного типа изданий – написанные в стол, свободные от давления извне, а если говорить более точно, написанные как протест против этого давления, во исполнение нравственного долга зафиксировать «быт сталинской эпохи». Обоснование выбора мемуаров именно Фрейденберг для публикации – иллюстрировать единство «лагеря» и «воли» в СССР, стране – четко высказано во введении к «Осаде человека»: «По «Одному дню Ивана Денисовича», по «Архипелагу ГУЛАГ», по многим публикациям воспоминаний мучеников того времени, люди, живущие сейчас, могли познакомиться с жизнью в советских тюрьмах, лагерях и ссылках. Гораздо меньше распространена неофициальная литература о нелагерной, нетюремной действительности»4.
Публикация в «Синтаксисе», где нет введения, продолжает эту тему своим красноречивым названием – «Будет ли московский Нюрнберг? (из записок 1946–48 гг.)". Название принадлежит публикатору (эта часть Записок называется «Воспоминания о самой себе»), но такая фраза есть в тексте Фрейденберг, сравнившей преступления сталинского режима, превратившего страну в единый концентрационный лагерь, с фашизмом, осужденным во всем мире. Блокадная и послевоенная действительность по Фрейденберг, без сомнения, сравнима с лагерной действительностью по А. И. Солженицину, но проблема заключается в том, что автор публикации переносит обоснование необходимости публикации именно этого текста на обоснование его сокращения. Это особенно ярко отразилось на публикации в «Минувшем». Здесь выпущено все, что касается лично Фрейденберг: подробности быта, отношения с близкими людьми, оценки, особенно отрицательные, личных знакомых, все то, что выходит за рамки концепции автора публикации, заключающейся в том, чтобы показать жизнь блокадного Ленинграда в противоположность официальным оценкам – демонстрации советского патриотизма и потрясающего героизма советских граждан – как преступление против города, обреченного властью на смерть. Сообразно с этим и выбраны отрывки из Записок – все, противоречащее официальной версии, все, что с точки зрения инакомыслящего гражданина СССР, должно быть вычеркнуто советской цензурой.
Можно привести ряд характерных примеров. Характеристики ленинградского быта присутствуют только в самых общих чертах и непременно в масштабах всего города: «Трамваев не было, света не было, телефон был выключен. Голод и страшный мороз парализовали жизнь»5. Беготня за карточками, получение пайков, занимающие в тексте Записок очень большое место, сокращены, однако, яркие и сильные по воздействию отрывки оставлены: залитая, прорвавшейся канализационной трубой ванна «... до самых бортов полна черной вонючей жидкости, затянутой сверху ледяным салом. Это страшное зрелище ни с чем несравнимо. Оно ужасней, чем воздушные бомбардировки и обстрелы из тяжелой артиллерии. Что-то жуткое, почти мистическое, в напоре снизу, при закрытом чопе (пробке). Страшно, гибельно, угрозой смотрит огромное вместилище с черной грязной водой. Она бесконечна и необузданна, эта снизу прущая стихия напора и жидкости – эта советская Тиамат – первозданный хаос и грязь... Осадное положение, созданное тиранией, держало город, меня, мое тело и психику, в особом ультро-тюремном режиме. Я уже привыкла считаться только с краями наполненной ванны и смотреть исключительно на ее борта. Не поднялся ли уровень? Перельется сегодня или нет? – Больше ничего меня не интересовало»6.
Страницы воспоминаний, посвященные отношениям с матерью, ее болезни и смерти, не включены в публикацию, однако из большого размышления о судьбе семьи, публикатором берется опять же обобщенное окончание, делающее это размышление безличным: «Наша драма [мамы, Бори, Сашки – Н. Г.] была в том, что нас заперли, забили в общий склеп... Совместное, в кучу проживание, было изобретено цивилизацией, как форма государственной кары за преступление. Только в тюрьме люди скучены...»7
Составитель избегает всего того, что касается личной жизни Фрейденберг. Оценки ее личных знакомых, особенно отрицательные, оставлены, если имеют обобщенный характер, например, об А. П. Рифтине; здесь, правда составитель учитывает еще и, по-видимому, просто объем публикации: в тексте много отдельных высказываний о нем, которые сокращены, но оставлен отрывок, суммирующий его «прегрешения»8.
Любые фрагменты текста, противоречащие идеологической направленности концепции публикаторов, тоже исключаются, нарушая при этом, живую последовательность повествования: под Новый год Фрйеденберг посылает своим друзьям поздравления, в том числе, телеграмму в Оксфорд: «Это было большое, большое событие. Я их извещала, что мама здорова, что мы верим в свиданье»9. Следующая после купюры фраза в публикации кажется несколько натянутой, противоречащей предыдущему изложению: «Бодро, с огромными радостными ожиданиями, мы вступили в январь.» А на самом деле ей предшествовало описание празднования Нового года: «...чистая, белая скатерть, шпроты, конфеты, печенье, миндаль.... Мы пили мамину старую смородиновку, ели, лакомились; радио сообщало чудные вести... Торжественно нас поздравили по радио в 12 часов. Новогодняя речь по радио была умна и хороша. Мы обновили в душе надежды, ожили»10. И это о первом блокадном Новом годе! Конечно, «осада человека» отступила на второй план, и публикатор решил восстановить равновесие.
Итак, купюры в публикации «Осады человека» обусловлены твердо проведенной концепцией составителя строго следовать названию публикуемых мемуаров, а так же большим объемом их и слишком, на его взгляд, подробным описанием событий. Но если при сокращении объема сравнительно просто исключить законченные отрывки, не нарушая при этом авторской логики, то в данном случае следование собственной концепции заставляет публикатора эту логику искажать. Особенность повествования блокадных и некоторых послевоенных текстов Фрейденберг (запись которых иногда современна событиям, иногда сделана вскоре после них) заключается в делении ее текста на довольно законченные отрывки, некие всплески эмоций по разным поводам. В этих отрывках повествование строится по принципу от частного к общему. Составитель выбирает именно выводы, и таким образом, сгущая краски, делает текст более субъективно-ограниченным. Получается, что пристрастность самой Фрейдентерг, о которой публикатор предупреждает во введении, умножается самим подбором фрагментов, за который несет ответственность уже публикатор.
В «Синтаксисе» объем публикуемого текста гораздо меньше, а структура исходного текста Записок скорее позволяет вычленять законченные отрывки, работающие на концепцию публикатора. В той части Записок, которая используется здесь («Воспоминания о самой себе»), отрывки о советском строе и о советском быте носят во многих случаях в конструкции текста характер уже обобщенных отступлений, а не развитие повествования от частного к общему, как в «Осаде человека». Поэтому сокращение текста не так сильно противоречит смысловой конструкции воспоминаний. Почему меняется структура текста у самой Фрейденберг, вопрос сложный. Возможно, это связано с тем, что события описываются не по горячим следам (о 1946 г. пишется в 1947 г.), возможно тем, что сама Фрейденберг уже окончательно определилась в своем отношении к режиму и может говорить о нем более отвлеченно.
1 Борис Пастернак — Ольга Фрейденберг. Письма и воспоминания / предисл., публ. и сост. Е. В. Пастернак, Е. Б. Пастернака, Н. В. Брагинской // Дружба народов. 1988. №7. С. 201.
2 Там же.
3 Борис Пастернак. Переписка с Ольгой Фрейденберг / под ред. И с коммент. Э. Моссмана. N. Y.: Harcourt Brace Jovanovich, 1981. С. VII.
4 Осада человека / публ. К. Невельского [Ю. М. Каган] // Минувшее: исторический альманах. Paris: Atheneum, 1987. Вып. 3. С. 8
5 Там же. С. 22.
6 Там же. С. 36–37.
7 Там же. С. 37.
8 Там же. С. 22.
9 Там же. С. 18.
10 Архив О. М. ФрейденбергЗаписки. Т.12. С. 77. Далее – Записки.